Образование, говорит Луначарский, «должно стремиться создать из человека, искалеченного теперешним обществом, гармоническое существо». «…B обществе все должно служить для общей цели, и всякий отдельный индивидуум должен дать максимум творческих усилий, чтобы все слилось в одну гармонию. И эта-то гармоничность, то, что мы называем культурой, и есть образование».

Процесс образования не завершается школой: «сколько человек живет, столько же он и учится». Луначарский выступает за внешкольное образование, пропагандирующее и прививающее молодежи научные знания и художественные ценности, способствующее просвещению народа. Луначарский считал, что задача школы — сделать человека «борцом за человечность». А таким может быть только образованный человек.

На Садово-Сухаревской, за кинотеатром «Форум», в старом шестиэтажном кирпичном здании находились Высшие государственные литературные курсы (ВГЛК). Здесь преподавали профессора М. А. Уявловский, А. С. Орлов, специалист по изобразительному искусству А. А. Сидоров, литературовед М. С. Григорьев, поэты Илья Сельвинский, Иван Рукавишников, Юрий Верховский.

Весной 1929 года распространился слух, что в связи с формированием пятилетнего плана решается вопрос о возможности преобразования литературных курсов в высшее учебное заведение. При этом, как это часто бывает в ходе обсуждения проектов коренного улучшения, возник вопрос и о целесообразности самого существования литературных курсов. Они оказались под угрозой ликвидации. Слушатели курсов — молодые литераторы — обратились за советом к Сельвинскому, и он обещал выступить на эту тему в печати. Слушатели к тому же организовали делегацию к наркому просвещения.

Наркомпрос помещался в особняке на Рождественском бульваре. Луначарский запаздывал к назначенному часу. Молодой секретарь наркома Игорь Сац пригласил молодых литераторов пройти в кабинет и подождать. Шумной гурьбой они расположились в креслах и на диване и стали оглядывать кабинет. У окна, выходившего на бульвар, стоял массивный письменный стол. На стене висел большой, во весь рост, портрет конца прошлого века: молодой Луначарский в форменной студенческой куртке. Один из слушателей курсов под общий смех занял место за письменным столом наркома, взял в руки карандаш и, постучав им по столу, стал пародировать наркома:

— Прошу внимания. Открываю заседание. Предотвращая засыпание, предлагаю вопрос на засыпание: питомцу муз нужен ли вуз? Презрев и сытость, и уют, пусть гении в изорванных ботинках высокое искусство создают. Во всех уголках Советского Союза обойдемся без литвуза.

Во время пародийной речи в дверях появился Луначарский. Смеясь, он сказал:

— Вы, кажется, без меня уже начали обсуждение. Может быть, я не очень нужен?

Молодой человек, изображавший наркома, смутился, извинился и пересел на диван. Луначарский, в свою очередь, извинился за то, что заставил себя ждать, поспешно обошел кабинет, здороваясь за руку с каждым из присутствующих, а затем сел за письменный стол. Видимо, так ему было привычнее разговаривать с посетителями, он расслабился и спросил, что волнует его молодых друзей. Слушатели, как могли, объяснили свое беспокойство по поводу судьбы литкурсов.

Луначарский сразу же ответил:

— Вопрос о литературном вузе своевременен. Необходимо в каждом начинающем писателе пробудить все заложенные в нем способности. Без серьезного образования сделать это невозможно. Писателю нужно так же учиться своему делу, как учатся своему композитор или живописец. Важно овладение основами культуры и марксистской наукой. Вуз должен быть создан, — заключил нарком, — и я буду этому по мере сил способствовать.

Молодые люди возликовали и, прощаясь, горячо пожимали руку Анатолию Васильевичу.

Вскоре в кабинете Луначарского раздался звонок по прямому телефону.

— Анатолий Васильевич, здравствуйте. Это говорит поэт Сельвинский.

— Здравствуйте, Илья Львович. Чем могу служить?

— В Главпрофобре при Наркомпросе решается вопрос о литературном вузе. Судя по настроению видных работников вашей системы, надежды на положительное решение невелики. Вопрос этот ставится в связи с пятилеткой. Поэтому, если его не удастся решить сейчас, то заново возбуждать его возможно лишь в 1935 году. Без такого вуза наши молодые поэты не смогут освоить культурное наследие. Поэта, выходца из рабоче-крестьянской среды, нужно ввести в культуру, в неуловимую атмосферу поэзии. Современные критики, как правило, имеют образование по какой-либо далекой от литературы специальности. Воронский — семинарист, Полонский — юрист, Лежнев, Тальников, Машбиц-Веров, Пикентрейгер — врачи… Специалистов-критиков у нас нет. Нужно их формировать в литературном вузе.

— Илья Львович, вы совершенно правы. Я бы еще добавил, что литвуз сможет ликвидировать голод и на квалифицированные редакционные кадры.

— Да, да, Анатолий Васильевич.

— Хорошо, если бы вы, Илья Львович, выступили в газете с предложением об образовании литвуза. Думаю, что это облегчит мне проведение этого дела в жизнь.

— Собираюсь это сделать в ближайшие дни.

Сельвинский выполнил свое обещание и 22 апреля 1929 года в «Литературной газете» напечатал статью «Нам нужны специалисты (в защиту литературного вуза)». Однако дело все еще не двигалось.

1 мая 1929 года Луначарский с трибуны Мавзолея Ленина вместе с другими руководителями партии и правительства смотрел на кипящее море празднично одетых людей. Они несли красные флаги, транспаранты, лозунги, и в этом море почти утонул и прошел бы незамеченным транспарант, на который, тронув наркома за рукав, обратил внимание рядом стоящий Гамарник:

— Анатолий Васильевич, это, кажется, про вас?

Луначарский внимательно посмотрел в указанном Гамарником направлении: там плыло длинное красное полотнище, которое несли два молодых человека, стараясь поднять его как можно выше, чтобы оно было прочитано на трибуне мавзолея. И Луначарский, улыбнувшись, прочитал: «Ждет рабочих поэтов Советский Союз, Анатолий Васильевич, где же литвуз?»

После праздников Луначарский, преодолевая финансовые и организационные препятствия, опасения, косность, равнодушие, согласовав вопрос с Министерством финансов, с двумя отделами ЦК, с подчиненным его наркомовской воле Главпрофобром, а затем с Госпланом, решил эту проблему.

В июне 1929 года в МГУ был создан литературный факультет, куда на первый курс были зачислены слушатели Высших литературных курсов, а еще через четыре года был создан первый в мире Литературный институт.

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

В начале 1920-х годов философ Карсавин был вместе с другими учеными выслан из России и поселился в Литве. Он выучил литовский язык и преподавал в университете. В Литву пришла советская власть. Однажды в 1948 году Карсавин высказался:

— Теперь я уверовал, что Сталин великий человек. Я прочитал некролог Жданову, подписанный Сталиным, где было написано, что Жданов — соратник великого Сталина.