Полгода Бешеный ждал, когда ему «помажут лоб зеленкой». Ждал спокойно, без истерик и сожалений. Он не считал судьбу несправедливой к себе. Он хоть не долго, но славно погулял. А сопли пусть распускают дешевые фраера.

Однажды утром в камеру вошло несколько человек.

Вот оно!..

У Бешеного подкосились ноги. На лице и теле густо выступила испарина.

Значит, сегодня. Сейчас…

Но он взял себя в руки. Злобно взглянув в казенно-равнодушные лица, оскалился и неестественно, с натянутой бравадой выматерился.

— По мою душу пришли, суки красноперые?

— Ваше ходатайство о помиловании, поданное… отклонено… — монотонно прочел чей-то голос.

Все! Амба! Конвоиры быстро приблизились с двух сторон, подхватили приговоренного под руки. Не для того, чтобы предупредить попытку побега — куда здесь бежать, — чтобы не упал. Очень многие после оглашения приговора на ногах стоять уже не могут. Их перетаскивают к месту казни волоком. И убивают лежа.

Но этот был не такой. Этот в прострацию не впадал:

— Убери руки! Я сам пойду!

Прямой, деревянной походкой вышел из камеры. Его подтолкнули вправо. Пошел вправо по коридору, до лестницы. Спустился вниз на два этажа.

— Стой!

Остановился.

Дверь камеры. Но, наверное, не камеры, наверное, бокса для…

Дверь открылась. Помещение без окон, без умывальника и привинченной к полу койке. На полу стружка.

Сзади толкнули в спину.

Приговоренный, почти падая, сделал шаг вперед. Попытался повернуться, чтобы увидеть того, кто должен…

Не успел.

Ударил оглушительный, в замкнутом пространстве бокса, выстрел. Что-то невозможно тяжелое ударило в затылок. И… темнота…

Потом к казненному подошел врач, посветил в открытые глаза. Нащупал пульс на руке и шее, кивнул. Подписал акт.

Тело перевалили на носилки, вынесли из камеры и переложили в деревянный некрашеный гроб. Который погрузили на бортовой «ЗИЛ», обычно развозящий продукты.

Гроб повезли на кладбище. Свернув с шоссе на проселок, машина остановилась. Вплотную к ней подъехал крытый «уазик». Из него вытащили точно такой же неструганый гроб. В котором лежало тело застреленного в затылок и потому почти без лица человека. Гроб с неизвестным покойником затолкали в кузов «ЗИЛа». Гроб с телом Бешеного перенесли в «уазик». Там крышку подняли. И какой-то человек, склонившись над гробом, воткнул ему в вену иголку шприца…

Когда Бешеный очнулся, он увидел вокруг себя ангелов. Но по отсутствию крыльев быстро понял, что это не ангелы, а врачи в белых, накрахмаленных халатах. А потом понял, что что не врачи, потому что у них не было фонендоскопов и вообще не было ничего медицинского, кроме халатов и марлевых масок на лицах.

Но самое главное, он понял, что жив. Хотя и умер.

«Не врачи» в двух словах объяснили, что его спасли не просто так и не за просто так. Что спасение придется отрабатывать.

— Чем?

— Тем, что ты умеешь.

Бешеный умел только бить. И умел убивать.

— Заставите меня мочить? — спросил он, все поняв.

— Нет. Попросим.

— Почему вы выбрали именно меня?

— Не только тебя. Поэтому если ты нам не подойдешь…

— Я — подойду.

Бешеному дали кличку Тритон и стали учить убивать. Оказывается, он не знал, как надо убивать. Хотя убивал.

Его специализация была — огнестрельное оружие. Хотя и холодное тоже. Его учили убивать в упор из малокалиберного пистолета и на предельных дистанциях, с помощью снайперской винтовки. Показывали, как правильно использовать в качестве орудия убийства гладкоствольные охотничьи ружья и газовые пистолеты. Объясняли, как сделать так, чтобы замаскировать убийство под несчастный случай или самоубийство. Но более всего учили прибирать за собой — собирать стреляные гильзы, стирать с металлических, полированных, стеклянных и прочих поверхностей пальчики, избавляться от оружия, зачищать свидетелей. И еще каждый день, на каждом занятии внушали мысль, что нельзя попадаться в руки правоохранительных органов живым. Что лучше мгновенно и безболезненно умереть от пули в висок, чем краснофуражечники, перед тем как расстрелять, будут жилы на шомпол мотать. А расстреляют в любом случае, по первому еще приговору.

Учили Тритона недолго, но качественно. Потому что особо с ним не церемонились — гоняли по шестнадцать часов кряду, с короткими перерывами на прием пищи. Из этих шестнадцати часов восемь он проводил в тире, отстреливая по полторы тысячи патронов в день. Еще два тыкал добротно изготовленные муляжи человеческих тел холодным оружием.

— Держи рукоять тверже, чувствуй траекторию движения лезвия… Бей короче, без замаха… Надави вниз, проверни лезвие в теле круговым движением, так чтобы острие описало широкий полукруг…

И Тритон бил коротко, без замаха, проворачивая лезвие так, чтобы внутренний разрез был вдесятеро больше наружного.

— Бей еще!

Бил еще.

И еще… Пока не вырабатывался требуемый автоматизм движений. Когда, проворачивая лезвие в теле, не надо было думать, как его проворачивать. И не надо было искать нужное ребро, чтобы воткнуть нож в сердце.

— Теперь хорошо…

К первой ликвидации Тритона готовили три недели. Он изучал маршруты движения объекта, прикидывал, где лучше устроить засаду, выбирал оружие, просчитывал подходы… Он предложил три сценария действия, но ошибся во всех трех, так как использовать решили четвертый. Оказывается, ничего выдумывать не надо было. Все придумали и просчитали за него.

Потом началась обязательная в таких случаях психологическая подготовка. Ну, чтобы у исполнителя в последний момент палец на спусковом крючке не дрогнул.

Тритону раскрыли психологический портрет объекта. Оказывается, он был первостатейный мерзавец. Рассказали несколько наиболее характерных эпизодов из его биографии. И не просто рассказали, а подтвердили свидетельскими показаниями, продемонстрировав видеозаписи людей, которые срывающимися голосами говорили о том, как он измывался над ними. Среди них была несовершеннолетняя девочка, которую извращенец в компании с приятелями изнасиловал, а потом на глазах компании заставил совокупляться со своим любимым сенбернаром. И через день убил ее мать, которая собиралась подать заявление в милицию. И была другая женщина, которая…

— Хватит, — прервал показ Тритон. — Не надо этой муры. Я смогу и так… Лучше скажите — сколько? Сколько мне за него полагается?

— Двенадцать недель.

Двенадцать недель жизни.

Цена была хорошая. Цена Тритона устраивала.

Он подкарулил объект в подъезде, на площадке между третьим и четвертым этажами, для вида копаясь в раскрытом электрощитке. Объект был не один, был с женой, дочерью и телохранителем. Согласно инструкции при изменении обстановки Тритон должен был избежать контакта, отложив акцию на потом. Но он не стал откладывать. Прикрывшись собственной спиной, он медленно вытянул из-под ремня штанов пистолет, повернулся и мгновенно выстрелил телохранителю в голову. С такого расстояния промахнуться было невозможно.