Будь разумной и бодрой, моя родная любимая девочка! Тяжелые испытания надо перенести мужественно, не теряя головы.

Целую и обнимаю тебя и сынку.

Тепло и бесконечно

Ваш Сема.

Горячий привет маме, Самуилу с семьей и всем родным. Еще раз крепко целую и надеюсь на ваше благополучие.

Твой Семука.

Из письма отца ясно — он не знал, что я с бабушкой уже в Анапе. Но заявление с просьбой послать его на фронт было написано и сразу послано по разным адресам. Это говорит лишь об одном — он не желал отсиживаться в тылу, где ему было предписано именно отсиживаться.

Теперь стало ясно: война разорвала нашу семью уже не на две, а на три части. Вернуться в Москву было невозможно, поскольку в столицу с первых дней войны были введены пропуска.

О том, что было дальше, мама описала в подробном письме моему другу Юрию Клепикову — блестящему сценаристу, автору таких знаменитых фильмов, как «Ася-хромоножка», «Мама вышла замуж», «Пацаны» и др. (мы с ним вместе учились на одной стипендии на Высших сценарных курсах в середине шестидесятых годов), интересовавшемуся историей жизни и судьбы моих родителей.

Отрывок из этого маминого письма (к нему я еще вернусь) пусть будет здесь опубликован.

«В Москве мы жили в полуподвале, сырой коммунальной квартире. Марик почти все время болел. Все камчатские скопленные деньги уходили на его уход, питание и врачей, чтобы как-то укрепить его организм. В 41-м году, за 10 дней до начала войны, я отправила Марика с мамой в Анапу (это моя родина, где я и мама родились) — детский курорт, на все лето. Анапа — это не Крым, а Северный Кавказ. Если по географии, то так

22-го июня, в 12 часов, отправляя очередную продуктовую посылку мужу, я услышала по репродуктору на Трубной площади голос Молотова о начале войны. Сразу же я дала телеграмму маме, в Анапу, чтобы выезжала обратно в Москву.

А там в Анапе была паника, билетов нет, народ скопился на выезд, все женщины с детьми. Железная дорога к Анапе не подходит. Отправление через ближайшую станцию Тоннельную — в 40 км от города, по направлению к Новороссийску. Мама ответила «выехать не могу, не беспокойся, враг будет разбит». И такие письма шли ко мне в Москву в течение целого месяца. Несмотря на мои и требования и просьбы вернуться, мама оптимистически оценивала обстановку и храбрилась. Хотя паника и схлынула, народ, в основном разъехался, жить было тогда в Анапе превосходно. Все дешево, продуктов много, изобилие, т. к. подготовка к курорту в городе превосходила все потребности наличного населения. Это было большим соблазном для мамы, т. к. основная цель пребывания там — была закалка у моря тогда еще слабого ребенка, которому еще не исполнилось 5 лет. Маме казалось, что «мы настолько сильны, что можем победить скоро немцев, ведь финская война была всего два месяца». Так она рассуждала. А я в Москве думала об этом иначе, но писать ей «не обольщайся» — боялась. Через месяц после начала войны — в Москву был запрет на въезд, а особливо с детьми. Нужен был специальный пропуск. Детей эвакуировали из Москвы принудительно. Шпо время, фашисты подбирались к Крыму, заняли много городов, начались бомбежки и Анапы. Жить там было уже опасно. Рыли траншеи в каждом дворе, прятались во время тревог, осколки сыпались градом.

Жертвы бомбежек стали реальными. Одна тревога сменяла другую. Связь моя с Анапой часто прерывалась. Хотя я и писала им почти ежедневно, но часть почты пропадала. Я послала им теплые вещи, обувь, зимние пальто. Мама с Мариком в Анапе вынуждены были прожить 1,5 года. Ежемесячно посылала деньги, 200 руб, которые у меня тянулись еще после Камчатки, на сбер. книжке. Питание там было дешевое, народу мало. А жила мама уже не на частной квартире, как в начале, а у родственников, где было еще двое детей. Это жена маминого брата. Она работала в госпитале и раздобывала продукты, а мама обслуживала всю семью. И вот немцы взяли уже Керчь, начались обстрелы, ведь это было уже совсем близко от Анапы (через Керч. пролив по низкому побережью). Угроза надвигалась с каждым днем. Доходили уже и кошмарные слухи, как немцы бросают в колодцы еврейских детей. Мама приняла решение уезжать из Анапы, она почувствовала всю ответственность за Марика, металась, а выехать было уже и там трудно. И куда? В Москву — запрет. Средств мало, кругом только деньги и взятки.

В это время я в Москве встретилась с родственником моей близкой подруги, который приехал на побывку с фронта на несколько дней. Он увидел мое состояние, я дошла до галлюцинаций, не могла ничего придумать, Москву бомбили также.

Уезжать я не могла решиться, т. к. боялась потерять связь с мамой. Короче говоря, этот человек уехал на фронт, обещая мне послать маме в Анапу немедленно, пропуск на выезд из Анапы, по которому она вправе достать билет. Я особенно не рассчитывала на этот вариант, т. к. человек этот не был для нас таким близким. Но как говорят, свет не без добрых друзей. Он вскоре мне сообщил, что пропуск выслан. Радости моей не было предела. Сообщила об этом маме. Она ежедневно ходила в МГБ справляться, но пропуск ей не давали. Оказывается он лежал в течение месяца под спудом и никто не хотел искать. Подействовала только мамина истерика там в местной организации МГБ и твердое заверение, что пропуск должен быть. Пропуск был оформлен до Рязани, т. к. в Москву все еще нельзя было въехать. Наш спаситель работал на фронте, в штабе и ему удалось оформить пропуск, будто бы на сына и мать. Кто тогда вникал в суть дела?

И вот мама, за 6 дней до оккупации Анапы немцами — выбралась с пропуском под градом пуль грузовой машиной до Краснодара. А там своя кутерьма! Пропуск есть, билет есть, а сесть в эшелон невозможно. Столько народу с детьми и, конечно, паника, потому что и там уже немцы и проч. И вот мама, поняв, что с ее больной ногой и ребенком невозможно будет при очередной посадке в эшелон успешно втиснуться в вагон — решила тоже дать взятку. Этому ее научили люди, скопившиеся на вокзале г. Краснодара.

Она уговорила носильщика за 1000 рублей выпустить ее на платформу вокзала за 5 минут до начала посадки