– Марксэн Аверьянович, разумеется и вне сомнений. Это моя работа и я намерен ее исполнять. Совет там, или Учредительное Собрание, мне без разницы, – я был лишь наполовину искренен, к тому же имел намерение в тишине и в спокойствии ночи хоть немного разобраться в недавно услышанном и в своем настоящем отношении к нему.

– Вот спасибочки. Поужинать не забудьте. Тонечка теперь оставляет кухню незапертой на ночь. И вообще, оставляет. Бутербродики, какао с молоком в чайнике. Ее муж провожает всякий раз туда и обратно. Не то чтобы ей непосредственно угрожают, однако, когда рядом здоровенный молотобоец – каждый задумается о жизни, прежде чем сунуться.

На кухню-то я и отправился. Почувствовал зверский голод, будто вышедший из спячки плотоядный динозавр (Не впадали, говорите? Если бы впадали, то я бы с ними в ту ночь поспорил за добычу). Нашел на видном месте пресловутые бутербродики, спасибо Тоне Марковой, добрая душа и добрые полбуханки хлеба, разрезанные поперек: плавленый сыр слоем в палец, зеленый лук и помидоры, сыты будем, не помрем. Вот только какао пить не стал, от одной мысли тошнило и слабило в животе, на редкость отвратительный напиток, удивительно вообще, что многим нашим постояльцам нравилось. Может, именно потому Тоня и варила сие лошадиное пойло. (Почему лошадиное? Так это старая студенческая походная песенка, о том, как лошадь подлая какаву выпила и опрокинула ведро в костер. Кто пел, тот знает). Одним словом, налил себе простой воды. Кипяченной. Поноса еще не хватало в моем служебном положении.

Жевал я и думал. Думал и жевал. Не о Лидке, нет. Жалко было себя, или силы вышли все, только не мог я о ней больше вспоминать. Может, какое-то время. Особенно, после того, ЧТО я услышал давеча от Мао! Я только одного не мог понять, а спросить – забылся, проехал мимо. Знает или не знает? Мертвый человек о подлинном имени и статусе личности, поисков ради которой затеял он множественное душегубство? Короче, знает ли он, что искал все это время нашего Мотю, самозваного Петра Ивановича, который в придачу Сидоров? И знает ли об этом Мао? Или, что же сложилось в результирующей совокупности? Даже если знают и тот, и другой. Мотя получался, будто красный комиссар при всех регалиях в военнопленной группе, доставленной в белогвардейский штаб. Впереди, только без лихого коня, без подруги-шашки и без верного маузера. Хотя у Моти-то! Наверняка должно сыскаться чего похлеще, в плане наличного вооружения. Но все же, во главе этого их, пресловутого Совета. Лучше бы сразу ударный транспарант вывесили, дескать, господин Ваворок, драгоценный вы наш, вот тот, кого вы искали средь бела дня с фонарем. А может, и вывесили, с умыслом? Не хватало мне разъяснительной информационной милостыни, не подал пока никто, стало быть, судить выходило рановато. Надо было обождать.

И потому я начал думать о другом, без перехода, но близком. Направленно о двух странноватых братьях. Рябовы – Федор и Константин, они же гаранты безопасности, в данных обстоятельствах, ох-хо-хо!? Близнецы неразлучные, почти сиамские, только наши добровольно. Одинаковые настолько, что впору анекдоты травить. Но анекдоты опустим пока. Однако историю Гридней все же расскажу, отчасти с их собственных слов. Отчасти, с некоторыми околонаучными домыслами на их счет со стороны Конца Света, господина-товарища Палавичевского, проникшего в свое время в самую суть физико-математической науки. Хотя и мне и ему в понимании загадки братьев Рябовых это мало помогло. Да и была ли она, эта загадка? Или соприкосновение с Мотей, и вхождение братьев в новоявленный Совет словно бы напитали жизненными энергиями размытые тени, тем самым придав им реальное и действительное бытие? Кто знает? Только не я. Итак. Повторюсь уже в который раз: судите сами.

Гридни, добры молодцы, опора всякой царской дружины, кровь с молоком, как то положено им по рангу, богатырская стать, косая сажень в плечах, булатные кулачища, русые кудри, по-детски чистые голубые глаза, прямота и смелость, в сочетании с безоглядной преданностью и с истовым суеверием, хотя бы и в черную кошку.

Портрет братьев Рябовых несильно отличался от нарисованного выше. Кроме разве открытости суевериям. Иначе, событиям, как ныне принято говорить, паранормальным. И это было вполне естественно. Потому что Гридни сами принадлежали непосредственно к этому разряду феноменов. Именно свойственно всякому необычному или даже в чем-то сверхъестественному существу начисто отрицать как раз эти свои выдающиеся качества. Ибо любое прочее колдовство или ведовство, если оно считает себя подлинным, в то же время, нисколько не видит свою незаурядную сущность явлением паранормального ряда. Напротив, самоощущает ее, будто нечто повседневно встречающееся, что и понятно с точки зрения личности-носителя. Взять, разумеется, к примеру, соревновательные успехи фантастического Сергея Бубки. Кто угодно скажет: ну, это случай редчайший, может, единственный случай, может, он вообще не человек, а гибрид какой-нибудь, последнего уцелевшего марсианина со снежным человеком Йети. Потому как, на шесть с гаком метров гомо сапиенсу в высоту сигать не дано, даже за ради рекорда в книге Гиннеса, (не путать с сортом пива!). А для самого …кратного мирового и олимпийского героя? Скорее всего, великий спортсмен о том не заморачивался. Пахал на тренировках, соблюдал режим, закалял характер, оттачивал бойцовские навыки (интересно, зачем они Гулливеру среди лилипутов? но все равно). И полагал о себе – подумаешь, талант! На одном таланте выше головы не прыгнешь. Небось и мечтал, что вот оно, большое будущее большого спорта. Грядет, гудет, ого-го! Ничего необычного. Пройдет пять, ну, может, десять лет. Ну, хорошо, путь даже пятнадцать. И все станут прыгать таково же, а то еще похлеще. Глядишь, там и семиметровая планка не за горами. Главное, все нормально и все как у всех, он лишь чуточку раньше. Это взгляд с его, особенной, или «эксклюзивной» (звучит, будто французское ругательство) колокольни, или даже Эйфелевой башни. Только одна загвоздочка: ни через пять, ни через пятнадцать, ни через двадцать лет – нет как нет, и пока не предвидится, да пусть бы все опорные шесты целиком на разработку в секретные космические лаборатории! А с чем прыгал он, ну-ка, попробуй! Современнику нашему с такой древней шестиной до его-то метров! Лепешка коровья на фиговом листе. Куда уж там выше. Вот и выходит, один только Сергей Бубка и есть. Хоть тресни, хоть выкуси. Это уж со стороны нашей, стандартных дарований.

Гридни тем паче ничего о себе не воображали. Оно и смешно бы было, учитывая место их пребывания. Мания величия отродясь в общем «братском» диагнозе не прописывалась. Ни под Наполеонов, ни под святых угодников, даже под мирных сказочников братьев Гримм они не косили. В карте у них значилось…, заметьте, одна на двоих, вообще неслыханное дело, не положено, но видел своими глазами, так что, продаю по номиналу. Так вот, в карте у них значилось… Погодите-ка. Этак история моя пойдет не с начала. Не стоит ее повествовать сразу с маловразумительного диагноза, который в нашем стационаре под № 3,14… в периоде вообще никогошеньки не интересовал, включая самого Мао. Так вот…

Родились они, естественно, в один день. Зато рождение их изначально выглядело странно. Не в том дело, что пришлось через кесарево сечение, с двойней и в те времена врачи не брали на себя рисковать понапрасну. Странность открылась в другом. В самом наличии внутриутробных близнецов. Конечно, в шестидесятые-то годы аппараты УЗИ разве в кремлевских клиниках, да и то, аппарат аппаратом, но к нему еще и диагност нужен, чтобы расшифровать, чего это там колеблется такое на экране. Но не суть. Все равно опытному гинекологу не составит труда, на девятом-то месяце, отличить: единственное прибавление семейства вас ожидает вскорости, или расходы возрастут вдвое, на колясочки, ползуночки и детское питанье с молочной кухни. Но не отличили, хотя врачи были, что называется, собак съевшие без соли целую свору. До последнего думали, что ребеночек один. Только когда везли на скорой, уже полумертвую от кровотечения мать, с удивлением обнаружили, как рядом бьются два детских сердца.