class="p1">– Мне-то? Госпожа со мной ласкова и даже меня жалеет. Муж ее и сейчас иногда меня навещает, а кривой слуга втайне меня хочет. Он все время держится начеку и ждет, когда его господину окончательно надоест русская наложница.

– Как грустно.

– У многих рабов условия куда хуже. Даже и в этом доме. Жаловаться мне не на что.

Эстеве пересек двор и подошел к каменной лестнице. Мажордом собирался что-то сказать Уго, но для начала накинулся на Катерину:

– Тебе что, заняться нечем? Ты ведь знаешь, тебе запрещено спускаться во двор и вообще покидать господские покои. Его светлость говорил…

– Есть у меня чем заняться или нет – не твое дело, – дерзко отозвалась Катерина. – Я нахожусь в услужении у сеньоры, она мне и приказывает.

– И что, она тебе приказывает тратить время на болтовню с виночерпием – здесь, во дворе, на виду у всех?

– Вот у нее и спрашивай, если такой любопытный.

Эстеве стиснул кулаки и крепко прижал руки к телу – лишь бы только не ударить Катерину; ее лицо было безмятежно, лицо мажордома кривилось от ярости. В конце концов он, в наказание гордячке, круто развернулся и втиснулся между парнем и девушкой.

– Госпожа намерена одолевать беспокойство за своего супруга и за исход войны, с этой целью она будет устраивать приемы для подруг, которые оказались в такой же ситуации, – сообщил он виночерпию. Уго недоверчиво вскинул брови. – Ей нужно сладкое вино для дам, а у нас нет ни капли.

– С этим я разберусь, – ответил Уго, хотя сейчас его больше занимало то, что он узнал о положении Катерины: оказывается, ей не разрешается спускаться во двор и вообще покидать второй этаж.

– Дело срочное, – не отступал мажордом.

– А почему ей нельзя спускаться вниз? – напрямик спросил Уго. Эстеве удивился такому вопросу. – Я говорю про нее, – уточнил виночерпий.

Старик открыл рот, но Катерина его опередила:

– Хозяин не верит, что рабы и слуги уважают его собственность, ведь так? – И девушка покосилась на мажордома.

– И правильно делает, – подтвердил тот. – От себя я бы добавил: господин не верит, что ты и сама уважаешь его право собственности, – произнес Эстеве с издевкой. – Рабыни чересчур склонны к распутству. И на этом точка! – заорал он, не давая девушке ответить. – Твое место – рядом с хозяевами. – И он обернулся к Уго. – Так что насчет сладкого вина?

– Завтра же поеду и куплю.

– Где?

Ответ пришел сразу же:

– В Сиджесе.

Уго осмотрел свое платье и туфли на кожаной подошве: вещи были хотя и ношеные, но добротные. Все это выдал ему Эстеве, а выбирала жена Рожера Пуча. «Никто не поверит, что ты виночерпий нашего господина, пока на тебе эти обноски», – едко пояснил мажордом.

Одевшись как подобает коммерсанту (хотя после многих часов ходьбы ноги гудели и покрылись волдырями), Уго заключил договор с Антоном, виноторговцем, который проживал рядом с обителью Санта-Мариа-дел-Виньет-де-Сиджес. Утром следующего дня Антон доставит три бочки мальвазии в Барселону, прямиком во дворец Рожера Пуча. Гость и хозяин обо всем договорились за столом, попивая вино. А потом Уго упомянул о Маире.

– Да он же был еретик! – неожиданно выкрикнул Антон. – Если он так и не обратился в истинную веру, не признал свои прегрешения и не пришел к Господу нашему Иисусу Христу, которого евреи распяли, так поделом ему, что исчез. Лучше бы и помер!

Рехина была права: ненависть к евреям ощутимо возрастала. С этим виноторговцем Уго познакомился еще в свой первый приход в Сиджес, после ужасной встречи с матушкой и бондарем Ферраном. Нескольких лет хватило, чтобы отношение этого человека к Маиру переменилось от похвал до оскорблений. Уго вздохнул: Антон уж точно не стал бы говорить такого в присутствии самого Маира.

– У меня есть еще дела, – объявил он хозяину.

– Ты можешь здесь и переночевать, – предложил тот в ответ.

Уго собирался отказаться, но ему действительно негде было провести ночь. Ему, как и прежде, не понадобится много времени, чтобы проверить, как дела у матушки, поэтому путнику показалась здравой идея вернуться к обители, поспать, а на следующий день двинуться в Барселону с вином для супруги Рожера Пуча и ее подруг.

На улице, где помещалась бочарная мастерская, как обычно, почти никого не было, жилище Феррана стояло обособленно. Увидев, как Уго одет, Ферран изумленно поднял бровь. А потом пожал плечами и вернулся к работе: он выгибал железный обруч по окружности старой бочки. Никто ему не помогал. Уго прошелся по улице взад-вперед. Наверно, матушки нет дома. Однажды, вспомнилось Уго, он ходил искать Антонину в поселок. И в тот день, увидев сына, она низко склонила голову. «Нет-нет, только не в поселке», – прошептала женщина, поравнявшись с сыном. Уго все понял и прошел мимо. Матушка боялась, что пересуды о приходе сына дойдут до Феррана. Вот о чем думал Уго, когда в мастерской появился юный подмастерье, старший сын бондаря. Уго показалось, что Ферран двигается как-то странно, точно по принуждению. Охваченный тревогой, парень решительно направился к отчиму.

– Где моя мать? – крикнул он.

– Наверху, – бросил Ферран, а его сын попробовал спрятаться.

– Я хочу ее видеть. Позовите ее вниз.

Ферран подошел к пасынку с незнакомым инструментом в руке. Уго отступил на шаг.

– Она не может спуститься.

Ферран впервые что-то ему объяснял. Уго заметил легкую, легчайшую перемену в его голосе.

– Почему?

– Она умирает, – сказал бондарь и отвернулся.

Уго замолчал. Он столько раз представлял себе этот разговор, но теперь его душили слезы. И даже закружилась голова. Он сумел произнести одно-единственное слово:

– Послушайте…

– Убирайся! – рявкнул Ферран, теперь уже прежним голосом. – Лучше бы я тебя убил. Ты угрожал сжечь мой дом, если твоя мать умрет. Так вот, она умирает. Уходи, пока она еще жива.

– Я должен ее увидеть, – твердо сказал Уго.

– Ты что, не слышал?

Уго достал кошелек с деньгами, отпущенными ему на мальвазию для супруги Рожера Пуча, и вытащил горсть монет.

– Позвольте мне ее увидеть! – взмолился Уго.

– Парень, ты с ума сошел? Показываешь мне свои деньги и хочешь войти в мой дом! Может быть, ты никогда оттуда не выйдешь. И никто об этом не узнает.

– Об этом узнает весь поселок. Я пришел с виноградника Антона, что при монастыре Виньет, я покупаю его урожай мальвазии. Антон знает, что я здесь, и знает, зачем я здесь, – солгал Уго. – И глазом моргнуть не успеете, как вас арестуют и казнят, а вместе с вами и кого-нибудь из ваших детей, если прознают, что они вам помогали, – вот этот, например, выглядит