class="p1">Вопрос эхом прозвенел в закрытом пространстве двора. Еще не подняв головы к галерее второго этажа, Уго знал, кто его задал. Как видно, Матео не уехал на войну вместе со своим господином. Уго на секунду оробел, но тотчас решил не отступать от своей затеи и смело встретил взгляд одноглазого, наклонившегося к нему через перила.

– Этот виноградник расположен рядом с землями твоего господина…

– Он и твой господин тоже, – грозно оборвал Матео.

– Так и есть, – уступил юноша. – Виноградник – в Артесе, что рядом с Наварклесом, откуда родом граф…

– Мне прекрасно известно, откуда родом граф и его семья… – снова перебил Матео. – У кого ты купил вино?

– Я приобрел его у перекупщика.

– Как его зовут?

Уго обдумал ответ. Конечно, у него есть знакомые виноторговцы, но, если назвать вслух какое-то имя, с этого сукина сына станется пойти и спросить.

– Если я скажу его имя, любой будет волен с ним договориться, а я получаюсь лишний.

– Виноторговцы все наперечет.

– Ну конечно, но самое главное – знать их достоинства и слабые места, это как и с самим вином: какое попало тут не годится.

Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами. «Если б ты только знал…» – снова подумал Уго, а потом с натянутой улыбочкой добавил:

– Я дам тебе отведать этого напитка, когда его доставят.

Дав кривому обещание, Уго повернулся к мажордому, которого вмешательство Матео заметно успокоило.

– Так уж и быть, я расплачусь за мальвазию, – согласился Эстеве. – Но это будет в последний раз.

Эстеве с Антоном прошли во дворец, а Уго спустился в погреб. Помещение выглядело идеально: оставшиеся бочки стояли ровными рядами; кувшинам приделали деревянные ножки, и теперь они не кренились на сторону; пол был вымыт; воздух перестал смердеть; и мавр сдержал свое слово: Уго больше не чувствовал крысиного духа.

Зимняя ночь уже опустилась на виноградники, когда Уго вернулся домой. Никто не шумел поутру, никто не помешал ему выспаться. Барча заметила печаль хозяина, но с расспросами не лезла. Свою заботу мавританка проявила иным способом: угостила на редкость обильным завтраком – на столе появились яйца, хлеб, сыр, солонина и вино. Уго от души поблагодарил мавританку. Барча, не повернув головы от очага, на котором уже варилась похлебка на обед и на ужин, махнула рукой и пробормотала что-то неразборчивое.

Утолив голод, Уго полюбовался на Мерсе, спавшую сладким сном, и вышел из дому. Он понимал, сколько работы ждет его на виноградниках и особенно в погребе Пуча. Лозы на участке Жусефа он удобрял в ноябре. Над виноградником Святой Марии он потрудился еще год назад, поэтому в ближайшие пять лет о сборе мочи можно было не беспокоиться. Уго принял решение использовать на обоих наделах пепел от сожженных лоз. Однако времени почти не оставалось. В декабре и январе подходила пора в последний раз переливать вино, перед тем как выставлять его на продажу, – кроме вилаторты – этот сорт Уго собирался выдерживать несколько лет, как бы ни желал его заполучить Рожер Пуч.

Уго использовал свои познания в крысином деле, чтобы убедить Эстеве, что грызуны так и не ушли из погреба. Достаточно было подобрать на улице крысиный помет и разбросать его под несколькими кувшинами. «Они тут до сих пор бегают», – жаловался Уго. Однако истинной его целью была новая встреча с мавром-крысятником.

Виночерпий дал рабу выпить, а тот пытался определить, где скрываются крысы, – казалось, он пытается отыскать грызунов по запаху. Мужчины перевели дух; Уго снова щедро налил и себе, и рабу. Повеселил его рассказом о тех временах, когда сам работал кошатником. Альясар (так звали мавра) не имел привычки к хозяйскому вину и захмелел прежде, чем допил вторую плошку.

– В последнее время я замечаю необычную суматоху во дворце, – беспечно начал Уго. И так оно и было: слуги день за днем таскали наверх какие-то свертки и складывали их в большой комнате, которую всегда запирали. Альясар как раз и был одним из тех, кто носил эти свертки. – Может быть, оттуда крысы и приходят?

Смысла в этом предположении было негусто, однако нужного результата хитрец добился.

– Не-е-ет! – Альясар энергично замотал головой. – Там драгоценности… – добавил мавр, понизив уже нетвердый голос.

– Так много? Кто же все это наденет?

– Не-е-ет! – повторил Альясар и помахал пальцем. – Они на продажу.

Серебряные ложки. А еще крестики, жемчужные ожерелья и медальоны. Серебро закупалось у ювелиров с улицы Мар. Альясар все видел собственными глазами. Он переносил и ткани из каталонского полотна, и заморские ткани (мусульманин сам не знал, из каких они краев): ткани он доставлял до прилавков, где их упаковывали. «Паковать ткани?» – изумился Уго. На это мавр дал вполне вразумительный ответ: закон не позволяет торговцам делать тюки, превышающие определенный вес, для того и потребны специальные паковщики, которые занимаются распределением товара. Прежде о такой операции Уго не слыхал.

– И куда все это собираются перевезти?

– На Сицилию.

– Ты уверен?

– Кривой уж больно громко бахвалится. – С этими словами Альясар протянул опустевшую плошку.

Уго вздохнул, но налил.

– Вот же сукин сын. – Так мавр отозвался о Матео. – Драгоценности хранят здесь, во дворце, а с другими товарами мы работаем на складе купца… Не знаю, как звать того купца, – признался Альясар в ответ на немой вопрос Уго. – Но он богатый.

– Рокафорт?

– Да, знакомое имя, что-то вроде того. У него все есть: и кожа, и даже вяленая рыба – наверно, треска.

День отправки Альясар назвать не смог, но сказал, что все торопятся, – уж в этом он уверен.

«Я тебя нагрею, Рожер Пуч», – мстительно повторял Уго по дороге на верфи. Может быть, Жоан Наварро поможет с недостающей информацией? Стоял март, навигация шла полным ходом. Но когда Уго справился о Жоане, он был горько поражен: помощник управляющего умер. Так ему сказали сразу… и после подтвердили рабочие с самих верфей. «Да он уже полгода как умер!» – воскликнул один. «Какое там – уже и год миновал!» – поправил другой.

Матушка и Жоан Наварро – два человека, которые больше всех заботились о нем в детстве, – их больше нет. Нет и Маира, нет и других евреев… Вместо них у Уго появилась девочка, за которую он отвечает и которая носит его фамилию. И рабы… ныне свободные, и виноградники, и должность виночерпия. Как же все переменилось! Уго загрустил по прошлым временам и по-приятельски разговорился с людьми моря; он беседовал с ними под взглядами учеников – мальчишек, с жадностью внимавших его историям (например, про крушение «Санта-Марты»). «Значит, это ты упал тогда в море?» – воскликнул