уже вполне взрослым. Примите деньги, позвольте мне подняться к ней, а сами, пока я буду наверху, идите и спросите Антона. И не беспокойтесь, со мной вы встретитесь на обратном пути.

Ферран колебался.

– Еще, – в конце концов потребовал он.

Уго добавил еще две монеты и постарался скрыть дрожь в руках, когда бондарь приблизился к нему вплотную.

– Хосе! Ступай с ним, – велел Ферран сыну.

Уго почувствовал запах смерти, едва переступив порог маленькой полутемной комнаты: запах витал в отравленном, спертом воздухе. Уго вспомнил объяснение священника из госпиталя Санта-Крус: нефы специально строятся высокими, чтобы воздух свободно циркулировал и не загнивал.

Уго велел детям, которые ухаживали за Антониной, открыть окно, и в комнату сразу ворвался свежий воздух. Парень подошел к матери, неподвижно лежавшей на тюфяке, и заговорил. Дети забились в угол. Антонина как будто ничего не слышала, даже не открыла глаза. Только слабые хрипы давали понять, что эта женщина все еще жива. Антонина не отозвалась и тогда, когда Уго погладил и сжал ее руку, от которой остались только кожа да кости. Уго просидел рядом с матерью несколько минут – она никак не реагировала на его присутствие. Тогда он встал и прошелся из угла в угол. Посмотрел на детей: двое младших приходились ему братом и сестрой. Уго ничего не почувствовал: это были дети Феррана. Он снова сел возле матушки.

– А священник? – Уго почти кричал. – Ее соборовали?

– Он сюда не придет, – сказал Хосе.

– Говоришь, не придет в этот дом? Беги к священнику и дай ему деньги, вот. – Уго вытащил несколько монет. – Скажи священнику: если он окажется здесь прежде, чем моя мать умрет, то получит еще столько же.

Вскоре появился священник, при нем Святые Дары и пара служек. Закончив соборование, святой отец потребовал обещанную плату.

– Вы возьмете на себя ее похороны? – спросил Уго.

Священник вскинул брови и оглядел комнату: скудость обстановки как будто говорила сама за себя.

– Ферран даже не состоит ни в одной общине, – заговорил священник, ткнув пальцем в сторону мастерской, откуда доносился упрямый стук молотка. – Феррана отовсюду выгнали за пьянство и драки. – Он все больше сердился, все яростнее махал руками. – За склочность и распутство!

Уго показал хулителю кошелек, и праведный гнев поутих. Гроб, месса на похоронах, еще несколько заупокойных месс… «Сколько тебе нужно молитв?» Могильщики. «Какую-нибудь надпись?» Певчие. «Может быть, какое-нибудь богоугодное дело?» Плакальщицы…

Уго понял, что распрощается со всем кошельком, отдал последние монеты и снова присел на тюфяк рядом с Антониной. Несмотря на открытое окно, его чуть не выворачивало от смрада. Он взял умирающую за руку. Священник уже порывался выйти, но Уго его остановил:

– Молитесь, отец. Молитесь здесь, пока Господь не пожелает окончательно призвать свою рабу.

В эту секунду Уго ощутил пожатие руки. Он перестал дышать. «Матушка», – прошептал он. Пожатие сделалось чуть крепче… а потом дыхание внезапно стихло.

Они отправились в Барселону еще до рассвета. После смерти Антонины, когда наступила ночь и ворота поселка закрылись, Уго нашел пристанище на винодельне Антона. Улегся на тюфяк рядом со старшим сыном винодела. В доме было холодно и очень сыро, кашель и храп не замолкали ни на минуту. Уго неподвижно лежал на спине, глядя на отблески, которые оставляли на потолке догорающие уголья.

Он плакал.

Несмотря на тепло от спящего рядом подростка, сырость пробирала до костей. Уго не двигался.

Он плакал. И дрожал – от холода, страха и тоски.

Уго оказался плохим спутником для винодела из Сиджеса, который вскоре отказался от попыток завязать разговор и сосредоточенно правил вереницей мулов, бредущих по неверной тропке на склоне Гаррафа. Уго думал о матушке, о том, сдержит ли священник свое обещание похоронить усопшую. Уго какое-то время посидел рядом с умершей, но все же не переставал упрекать себя: он должен был больше сделать для матушки при жизни, должен был забрать ее от бондаря. Уго пытался изгнать из мыслей тяжкое чувство вины, но, как только это ему удавалось, его начинала терзать новая тревога: деньги, которые он потратил, не расплатившись за мальвазию, монетка за монеткой отягощали груз его страхов. Уго отдал все, что имел при себе, на похороны матушки и до сих пор не знал, как решить проблему. Антон предлагал доставить вино в Барселону на лодке, но Уго не мог расплатиться за перевозку и настоял на караване мулов – так выйдет и дешевле, и быстрее. До января или даже до февраля ему не удастся начать продажу своего вина последнего урожая. Конечно, Уго мог бы попросить у покупателей деньги вперед или взять заем, обеспеченный будущим вином; Раймундо ему не откажет, в этом винодел почти не сомневался. Однако сегодня раздобыть эти деньги никак невозможно, а у самого Уго после побега болгарина, крещения Мерсе и найма работников для сбора урожая осталось лишь несколько монет, спрятанных дома и необходимых, чтобы дотянуть до января. Денег не было, даже чтобы выполнить обещание, данное отцу Пау Вилане, а священник уже о нем справлялся: появились известия об Арсенде.

Они прибыли во дворец. Уго ясно видел, что сейчас произойдет. Антон сгрузит мальвазию и потребует условленную плату. А что отвечать – Уго так и не придумал.

– Эстеве, заплати ему.

– Я?! – изумился мажордом.

Уго кивнул. Такой выход пришел ему в голову только что, когда виночерпий уже ступил на мощеный двор и увидел, что там больше нет бочек и кувшинов. Погреб очистили и привели в порядок – и все благодаря ему, виночерпию.

– Я дал тебе денег, куда ты их дел? – заорал Эстеве. – Ты же не станешь отрицать, что так все и было?

– Как я могу отрицать, Эстеве? Ну конечно, ты выдал… – (мажордом немного успокоился), – выдал деньги на покупку вина, что я и сделал…

Старик растерянно заморгал и посмотрел на Антона.

– Да боже мой, совсем не этого вина! Я купил вино и за него расплатился, но речь не про эту мальвазию. За эту должен заплатить ты.

– Но поручение госпожи… Ты мне говорил…

– Господину нужно вино, а я его виночерпий – так? У меня появилась возможность приобрести великолепное вино по сходной цене. Твой господин будет доволен.

Чем дальше тек разговор, тем увереннее чувствовал себя Уго.

– Ну так где же вино? – только и спросил Эстеве.

– Мы его получим в январе или феврале, оно к Рождеству закончит бродить.

– Но…

– Кстати, стоить оно будет вдвое больше того, что ты мне вчера дал.

– Нет!

– Хочешь, чтобы я расторг сделку?

– Где ты купил это вино?