– Я не узнала раны, – честно ответила Берегиня. – Я согласна с твоими выводами, но не узнала раны. Я понятия не имею, что за церемонию провели над Далиной, и могу лишь повторить, что разделяю твое горе, Сдемир.

– Ты потеряла Федру, – неожиданно произнес барон, продолжая смотреть на женщину.

– Потеряла, – ответила Всеведа, и голос ее дрогнул.

Лишь великая актриса могла идеально сыграть дрогнувший голос в реплике из одного слова. Такая, как Берегиня.

– Нам обоим пришлось заплатить высокую цену за… – Сдемир покачал головой, удивляясь тому, что столь высокая цена уплачена за такую мелочь, как власть над Великим Домом, и закончил: – За то, что мы натворили.

Всеведа склонила голову, быстрым жестом смахнув с ресниц предательскую слезу, помолчала и негромко сказала:

– Во время встречи с тобой Сантьяга предлагал предать меня?

– Разумеется.

– Теперь ты знаешь, как темные выражают неудовольствие.

У Сдемира дрогнули пальцы. Даже не дрогнули – задрожали. И он не стал это скрывать от Берегини: замер, глядя на «провинившуюся» правую руку, а когда спазм прошел, тихо согласился:

– Теперь знаю.

И отвернулся, скрывая увлажнившиеся глаза.

Или же злой огонь, на мгновение в них вспыхнувший.

На одно-единственное мгновение.

А Всеведа, дав собеседнику время успокоиться, продолжила:

– Мы не должны были никого терять. И уж тем более – наших близких. Федра, Далина, Градислава… Их убили не потому, что в том был смысл, а от безумного отчаяния и ненависти. Наши враги поняли, что проиграли, и мстили, демонстрируя слабость и злобу.

– Мы расплатимся, – глухо пообещал Сдемир, по-прежнему не глядя на Всеведу. – Мы обязательно расплатимся…

* * *

* * *

О предстоящем погребении не оповещали специально, не приглашали собраться и уж тем более не звали представителей других Великих Домов. Просто в какой-то момент вдруг стало известно, что обнаружено тело королевы Всеславы. Недалеко от дворца, в чаще Лосиного Острова, сидящей в удивительно красивом кресле, напоминающем трон. А потом по Зеленому Дому прокатился слух, что Всеслава будет похоронена рядом с мужем, в фамильном склепе барона Мечеслава.

Без положенных почестей. Без пышной церемонии. Без речей и фальшивой скорби.

Сегодня.

И люды отправились в домен Сокольники. Запрудили прилегающие улицы, перекрыли движение и медленно пронесли гроб от крепости «соколов» до кладбища.

Молча.

Зеленый Дом прощался. И просил прощения.

Всеведа не приехала, но Зеленый Дом был доволен этим обстоятельством.

Люды шепотом спрашивали друг у друга, что случилось с ребенком, но поскольку нельзя рассказать о том, чего не знаешь, а придумывать не хотелось даже самым отъявленным сплетницам, вопросы оставались без ответа.

Ребенок исчез.

Эпоха королевы Всеславы закончилась.

И никто не знал, что будет дальше…

* * *

Аэрба умел управляться с Юлианским Кругом.

Некогда Сантьяга предположил, что Аэрба не создавал сей сложнейший артефакт, а лишь досконально изучил его, и это было так. Но даже для того, чтобы управляться с магическим устройством такого уровня, требовались и ум, и сила, а всего этого у капитана было в избытке.

Он отправился на много лет назад и на несколько миль в сторону, оказавшись в больничной палате, где разворачивалась ужасная трагедия. Возможно, неспособная потрясти Тайный Город, но пронзительно страшная для молодой семьи Микулы и Красимиры и их родителей. Они ждали первенца, а пришла смерть. Они не верили, что такое возможно, но иногда бессильными оказывались даже всемогущие эрлийцы. Красимира умирала. В коридоре рыдал Микула. А врачи отчаянно пытались спасти ребенка. Торопились. Не зная того, что было известно Аэрбе: слабенький младенец проживет лишь семнадцать секунд.

Всего семнадцать.

Эрлийцы не помогут.

Аэрба знал.

Но врачи все равно старались. Они не имели права не стараться. Они делали все, чтобы спасти жизнь, а Уэрбо ждал. И в тот момент, когда главный акушер извлек младенца, капитан вновь запустил Юлианский Круг, превращая мгновение в секунды, растягивая время так, чтобы успеть совершить подмену, предварительно запачкав королевское дитя кровью и хлопнув по попке ладонью, вызывая пронзительный плач.

На мгновение замер и грустно улыбнулся:

– Прощай, малыш. И… прости меня. Я представить не мог, что Юлианский Круг сыграет настолько злую шутку. Прости.

Аэрба исчез.

Врач удовлетворенно прислушался к резкому плачу младенца, тяжело вздохнул, негромко приказав помощникам: «Приведите в порядок мать», и вышел с новорожденным в коридор.

– У вас мальчик, Микула. И, кажется, он абсолютно здоров.

– Мальчик… – Молодой люд вытер слезы, осторожно, очень-очень осторожно принял на руки плачущего младенца, несколько секунд смотрел на него, потом поцеловал в лобик и тихо сказал: – Красимира хотела назвать сына Любомиром. В честь деда.

– Хорошее имя, – одобрил врач. – Сильное.

– Значит, Любомир. – И Микула вдруг подумал, что у его сына слишком ясные для мальчика глаза. Не мутные, а ярко-зеленые, какие бывают только у ведьм…