До приезда «Скорой» она успела напоить очнувшуюся Веронику чаем и солевым раствором, девочка потихоньку приходила в себя. Дочери Вера приказала идти домой, а сама поехала в больницу. Объяснение с Таней она решила взять на себя. Про Алика она старалась не думать.

Было что-то фантастическое в том, как старый грузовик возник посреди дороги, и уж совершенно невероятным казалось то, что Алик его не заметил. Он водил машину больше двадцати лет. Ни одной аварии, ни единой царапины.

Когда до его машины оставалось не больше десяти метров, грузовик вдруг вильнул и выехал на встречную полосу. Алик резко выкрутил руль вправо, съезжая на обочину. Водитель грузовика проделал тот же маневр, и спустя две секунды в километре от дома Виринеи произошло лобовое столкновение.

– Ведьма. – Вопль Тани, казалось, пронзил даже старую обшивку стен. – Ведьма! Ненавижу тебя, ненавижу!

Она бежала по коридору – зареванная, растрепанная, полная противоположность холодной, похожей на мраморную статую Вере.

– Ты решила их убить, потому что он тебе не достался? – Таня бросилась на Виринею, но на ее крик уже сбежался медперсонал, между двумя женщинами встала медсестра и остановила Таню.

Та принялась брыкаться и кусаться. В коридоре показалась Валентина Кузьминична, быстрым шагом направилась к разбушевавшейся женщине. Фельдшер сразу же заметила Виринею – кто б сомневался. Где она, там ждать беды.

– Пусти меня! Шлюха! Чужого мужика захотела! Он тебе отказал, да? И поэтому ты его убила? – продолжала вопить Таня.

Вера перевела взгляд на подошедшую Валентину Кузьминичну.

– О чем она говорит? – сорвавшимся голосом спросила женщина.

– Алик попал в аварию. Нам позвонили только что, мы выслали машину, его пытаются достать, мы уже вызвали спецборт, но… Ты сможешь его спасти? – махнула рукой Вера Кузьминична, отбрасывая в сторону пустые формальности и экивоки.

Вера почувствовала шум в ушах, заглушающий все остальные звуки. Ну конечно. Она же сама все прекрасно знала. Знала, спасая его дочь. Знала.

– Ты сможешь помочь, Виринея? – словно сквозь плотную вату донеслось до нее.

Она молча покачала головой.

Двери нескольких палат приоткрылись, и показались любопытные лица. В конце коридора уже собралось несколько медсестер, с интересом наблюдающих за разворачивающейся драмой.

Таня вдруг обмякла в руках подбежавших на помощь санитаров и разрыдалась. Вцепилась в них из последних сил.

– Она хотела убить моего мужа и дочку! – захлебываясь слезами, попыталась пояснить она окружающим.

– Уведите в палату, пусть медсестра поставит успокоительное со снотворным, – распорядилась Валентина Кузьминична и заговорила с Таней, словно с больным ребенком. – Танечка, деточка, это несчастный случай, водитель грузовика был пьян, – принялась она успокаивать несчастную.

– У нее не бывает несчастных случаев! – снова завизжала Таня. – Она захотела убить мою девочку, чтобы он ушел от меня! Он не ушел, поэтому она убила и его!

– Если бы я хотела, чтобы он ушел, он бы так и сделал, – спокойно глядя сопернице в глаза, ответила Вера. – Твоей дочери ничего больше не угрожает, она поправится. Своди ее к невропатологу.

Держась рукой за стену, Виринея пошла к выходу.

Она сама во всем виновата. Сама.

Оля сидела на крыльце дома и рыдала. Больше всего на свете Вере хотелось сесть рядом с дочерью и тоже расплакаться. Перед тем как уйти из больницы, она узнала, что Алика спецбортом отправили в столичную больницу. Она также знала, что не забирала Веронику у смерти, той суждено было прожить еще долго. Поэтому Алика у нее не заберут. В этот раз. Но следующий окажется действительно последним.

– Идем в дом, – бросила она рыдающей дочери.

Та, словно побитый щенок, поднялась с крыльца и последовала за матерью, отворившей дверь в сени.

Вера, не разуваясь, прошла в центр комнаты и тяжело села за стол. Оля рухнула напротив, продолжая рыдать. Из-за преломления света глаза дочери напоминали малахит – глубокого зеленого цвета, матовые, непрозрачные, зрачков практически не видно. Волосы ржавой проволокой, словно терновый венец, окутывали голову. Лицо покраснело, глаза опухли.

– Ты поняла, о чем я говорила? – тихо спросила Вера.

– Да, – кивнула Оля.

– Я понимаю, что это круто – считать себя властелином мира, но всегда есть обратная сторона медали.

– Поэтому лучше жить как все и не высовываться, правда, мама? – вдруг зло возразила Оля.

Вера окинула взглядом так быстро повзрослевшую дочь. Уже не было сил спорить, давить, убеждать, навязывать и наказывать. Женщине хотелось свернуться калачиком на старой кровати и завыть.

– Ты можешь жить как угодно, но тогда ты не должна плакать и просить у меня помощи. Ты должна сама отвечать за свои поступки. Бабушка и мама заплатили за них своей жизнью. Ты к этому готова?

Оля покачала головой.

– А жизнью любимого человека? – тихо спросила Вера.

Оля еще ниже опустила голову.

– Это твой выбор, Оля, я не могу тебе запретить или разрешить, ты взрослая и можешь решать сама. Просто помни о цене вопроса.

– Я уже выбрала, – тихо прошептала дочь, растеряв всю воинственность.

– И?

– Я больше никогда не стану этим заниматься. Мне не нужен дар.

Вера поднялась и подошла к дочери, прижала ее к груди. Оля снова разрыдалась. Вера, словно маленькую, принялась укачивать свою девочку, целовать теплую макушку и дуть в волосы:

– Все хорошо будет, маленькая, все будет хорошо.

Она старалась говорить медленно и твердо, чтобы Оля не подняла голову и не увидела мокрое от слез материнское лицо.

Петр пришел к Вере после обеда, когда газета с ее интервью, валяющаяся среди кипы почты, наконец-то попалась ему на глаза. Оля была на репетиции, Сашка лично зашел к ним и уговорил девочку прийти, иначе спектакль провалится. Он так горячо уверял, что никто не связывает то, что случилось с Вероникой, с Олей, что она поверила ему и решилась пойти на репетицию.

Вера попыталась заняться привычными делами – прополоть кусты малины и клубники, уже начавшие наливаться первыми ягодками. Полить деревья – конец мая выдался засушливым. Собрать в теплице первые помидоры с огурцами, молодой лук и петрушку с укропом. Утром она успела зайти в салон, передать погрустневшей Клавдии Игнатьевне стопку денег – та сама предложила расплатиться с недовольными клиентами вместо Веры, но Вера подозревала, что львиная доля пойдет на компенсацию страданий самой Клавдии Игнатьевны. Впрочем, Виринее было все равно. До того как придут официальные заключения экспертизы, она все равно не собиралась заниматься косметикой. А когда все документы будут на руках, Вера не станет больше рисковать и, перед тем как выпустить продукт, дождется его официальной регистрации.