Если б не дети, то ему было бы гораздо проще шагать в будущее, без этого щемящего чувства вины! Но сейчас, когда он уже и так заврался вконец и запутался в собственной лжи, сейчас что делать?

И не откроешь правды, и исчезнуть без объяснений совесть не позволит! Ох, как же он устал, как сильно ему хотелось простого покоя!

– Ой! Что это? – вскрикнула Немила.

Царевич, Немила и Иван разом затормозили. Виной тому был бело-жёлтый сгусток искр. Он вспыхнул над тропой и пополз по направлению к троице.

– Не бойтесь, но не двигайтесь, – выпалил Добрыня, а сам по шажочку стал отступать назад. Сгусток искр то вытягивался в линию, то собирался в плотный комок, то рассыпался паутиной, соединяя ветви соседних деревьев. Все трое напряжённо следили за происходящим, и ещё некоторое время после того, как золотистая вуаль распалась на отдельные искры, которые затем растаяли в воздухе, они продолжали опасливо озираться по сторонам.

– Кто это был, али что это было? – спросил царевич, разволновавшийся, покрасневший щеками. В порыве чувств он прижал к себе Немилу так крепко, что её одурманенный умишко перестал думать о яблоках.

– То была Жар-птица, и к нашему вящему везению она пролетела мимо, – ответил богатырь и поправил ножны. – Идти осталось недолго, так что не будем терять времени. Прошу вас, выйдите вперёд, я же буду в этот раз замыкающим.

Немила чуть не затопала ногами от обиды: как же так, она почти заполучила яблоко, что так удобно валялось на земле прямо у тропинки, когда появилась эта зловредная Жар-птица, что и на птицу-то не похожа!

– Я знаю, что это ты её приманила своими мыслями! – погрозил богатырь толстенным пальцем прямо перед Немилиным лицом. – Буду следить за тобой в оба, Немилушка, так что и не мечтай вгрызться белыми красивыми зубками в плоть, для тебя не предназначенную! А ну, веди её, Иван-царевич, да смотри, крепче держи!

И повел её один под белу рученьку, а второй чуть ли не на пятки наступал, да спину прожигал взглядом пристальным недобрым. А деревьев по обе стороны дороги становилось всё меньше и меньше, и яблоки, соответственно, встречались всё реже. И жадно сглатывалась слюна при их виде, и совсем не думалось Немиле о том, почему все те яблочки как на подбор молоденькие, яркие, нет среди них ни одного гнилого или уродливого.

А если б задумалась, то без колебаний сказала бы – так яблоки ж молодильные! – молодильным соком пропитанные, который для них – что для человека кровь. Не могут яблоки молодильные состариться и сгнить, а когда падают с дерева, то так и лежат в ожидании, когда их кто-нибудь съест, а так как это происходит редко, то приходится Жар-птице подъедать излишки, чтобы всё тридесятое не завалило этими яблоками.

(Эту историю о Жар-птице Немила придумала не в саду, а много позднее, когда сидела в своей светлице царской в Лыбедь-граде и сочиняла истории, которые собиралась рассказывать будущему ребёнку).

Но пока её всё та же навязчивая мысль одолевала, о том, как же заполучить яблоко, пока не стало совсем поздно.

Хотя… чем шире раздвигались деревья, тем ей становилось проще отвлекаться на другие мысли, не связанные с сочными плодами. Она снова принялась обращать внимание на небо, подёрнутое цветными лоскутами, на жёлтую пыльную дорогу под ногами, от которой поднималась молочная пыль и оседала на сапогах.

А чуть поодаль, там, где заканчивалась граница сада, дорога утыкалась в белый берег и широкую прозрачную речку. До неё было рукой подать.

– Вот мы и минули сад, – проговорил Добрыня. Он вновь вышел во главу их скромного отряда, развернулся и обратился к Немиле. – Ты молодец. Не ожидал я, что ты с таким достоинством и лёгкостью пройдёшь испытание. До этого, признаюсь, не до конца я уверовал в любовь между вами. Вот, посмотрите, теперь я каюсь в моих сомнениях!

Схватился богатырь за кольчугу, как за рубаху, на колени повалился, и всё бы хорошо, да сей момент торжественный был прерван серебристым голосочком.

– Полно, полно, каяться! – раздалось переливчатое хихиканье, а за ним явилась и сама обладательница голосочка – вышла из-за дерева, вся при параде, на двух лапах, хвостиком повиливает. Сарафанчик вычищен, платочек новенький на голову повязала, не беленький, как тот, что потерялся, сдутый ветром в Денница-граде, а чёрный, вышитый ярко-красными цветами.

– Что, не ждали? А я пришла! – хитро подмигнула рыжая и пританцовывая подошла к честной компании.

– Зачем пожаловала, плутовка?

– До чего груб ты, Добрыня, а ещё богатырём зовёшься, – пожурила Добрыню лиса, с привычной ей насмешкой на мордочке. – Я на тебя, однако же, не в обиде.

– Ты не ответила, – он требовательно посмотрел на неё сверху вниз и как бы ненароком положил руку на рукоятку меча.

– Не кажется ли тебе, миленький мой, что я полное право имею тут находиться? Боле того, ты сам был свидетелем, как Марья наша Моревна назначила меня в числе сопровождающих. Так что не имеешь ты никакого права гнать меня отседова. Да, я несколько припозднилась, – покаялась она поспешно. – Вы меня простите, встретила я в городе друга старого, а пока с ним болтала – глянь, вас и нет. И пришлось мне броситься вдогонку, да видно разминулись мы, ибо весь сад молодильный я исходила, целых осемь раз вверх и вниз по горе шастала, пока нюх мой не вывел меня сюда, к вам.

Попрепирались ещё Добрыня и Сестрица, но переспорить её ему не удалось. Пошли потихоньку в сторону реки, а Немила и спросила наивно:

– Это и есть река Смородина? А где мост Калиновый? Домой хочется уж, мочи нет!

Рассмеялся Добрыня, а лисица подхватила. И поведал богатырь:

– Это ж не река, а так, речушка безымянная, ручеёк! Мы его вброд перейдём в два счёта! А там, за ручьём уж выведет нас прямая дорожка к Калиновому мосту и к моему друже дорогому!

Увы и ах, не учёл Добрыня, что там, где он перейдёт вброд, там остальным только вплавь добираться. Полез в воду первым Иван, да тут же у берега и выяснилось, что воды ему по шейку, а пловец из него, честно признаться, никакой.

– Я плавать никогда не умел, – буркнул он и безропотно позволил перенести себя на тот берег. Лиса же вместе с Немилой остались на этом берегу дожидаться своей очереди.

– Вообще-то лисы плавать умеют, в отличие от царевичей, – съехидничала Сестрица. – Я бы прямо сейчас поплыла, да тебя не хотелось оставлять на этом берегу в одиночестве. А что же ты, Немилушка, правда плавать не умеешь? По глазам вижу, что умеешь.

– Ах, лиска, к чему ты льстишь? – выдохнула Немила и затеребила завязки на рубахе. Действительно, плавать она умела и очень хорошо, недаром провела детство в поисках русалок, однако не хотелось ей будущего мужа выставлять на посмешище.

Лисица пожала плечами и придвинулась. Всякий раз, когда она открывала рот, из пасти нечеловеческой выглядывали зубы, которые при попадании друг на дружку постоянно клацали.

– Я считаю, что мы должны держаться друг дружки. А Добрыню ты поменьше слушай, а то наговорил дряни обо мне безо всяких на то поводов и ходит себе индюком важным. Сам-то, сам-то кто? Так, баклуши бьёт, как и всё мы, да к Алатырь-камню иногда наведывается, когда совсем уж тошно становится. Откуда я знаю? Да потому что они все наведываются и стоят смотрят подолгу, а решиться никак не могут. Слабаки! Я вот если решила, что ни в жисть не откажусь от себя такой как есть, то и обхожу этот Алатырь десятой дорогой… Только один разочек заглянула, когда вас разыскивала, но больше не собираюсь этого делать, нет! Есть у меня ещё намерение поболтаться по свету…