три месяца, что прошли со дня его возвращения из Флоренции, он «еще не приступал к работе, а лишь занимался моделями и обустройством самой работы»[773].

Замысел Микеланджело заключался в том, что целое войско ассистентов, вроде того, какое обыкновенно набирал Рафаэль, могло взять на себя его задачу и быстро изготовить в массовом масштабе скульптуры по моделям Микеланджело. В итоге гробница не стала бы тем замечательным шедевром, каким виделась ему поначалу, но, по крайней мере, была бы завершена. На это Микеланджело даже соглашался потратить деньги: как он скорбно пояснил, он «пошел на большие траты»[774]. Главная проблема состояла в том, что, хотя за десять лет до описываемых событий он добыл и вывез в Рим тонны мрамора, весь свой запас он уже исчерпал. По этой причине, пусть он и подготовил модели, армии ассистентов просто не с чем было работать.

В этот период, возможно в 1515 году, Микеланджело действительно получил от папы небольшой заказ, а именно фасад частной капеллы, возводимой в замке Святого Ангела. Это лаконичное и изящное небольшое сооружение, выполненное в элегантном классическом стиле, за исключением выпуклых волют в обрамлении центрального окна. Возникает вопрос, почему Микеланджело согласился спроектировать незаметное маленькое здание, крошечное по сравнению с гигантским собором Святого Петра, за строительством которого надзирал Рафаэль? Вероятно, потому, что единственным человеком, наверняка способным его оценить, был Лев X. Спроектировав фасад капеллы, Микеланджело доказал, что ему под силу и создание архитектурных сооружений.

Можно только догадываться, почему именно он так умерил амбиции, но соблазнительно предположить, что причина заключалась в том самом новом друге, вошедшем в ближний круг Микеланджело: Доменико Буонинсеньи. Он служил секретарем и казначеем при кардинале Джулио Медичи, который, в свою очередь, выступал главным советником своего кузена Льва. Именно в этой роли кардинал Медичи запечатлен на чудесном портрете папы Льва X с двумя кардиналами, написанном Рафаэлем в 1518 году.

Джулио, хотя и младше Льва всего тремя годами, предстает куда более моложавым, он темноволос, хорош собой, на его лице читается ум и прозорливость. В отличие от кузена, Лев тучен и одутловат, он сидит за столом, на котором перед ним лежит богато иллюминированная рукопись. Она говорит о вкусах Льва, любившего роскошь, но благочестивого и ученого, тогда как лупа у него в руках свидетельствует о близорукости, унаследованной им от отца, Лоренцо Великолепного. (Интересно, мог ли он вообще разглядеть потолок Сикстинской капеллы более чем в двадцати метрах над головой?)

Картина, изображающая высших церковных сановников в роскошных священнических облачениях, символизирует богатство понтифика; поза папы, величественно восседающего с облеченными властью кардиналами одесную и ошуюю, подчеркивает его могущество. Именно последнее Лев и подумывал продемонстрировать всему свету самым недвусмысленным образом в середине 1515 года[775]. В свое время Юлий II повелел бездетному и болезненному герцогу Урбинскому Гвидобальдо да Монтефельтро усыновить его племянника Франческо Марию делла Ровере. После смерти Гвидобальдо в 1508 году Франческо Мария, как и ожидалось, унаследовал владения приемного отца.

Что один папа мог пожаловать, то другой – отобрать. С технической точки зрения герцогство Урбинское представляло собой часть Папской области. Отделенное от Тосканы Апеннинами, оно стало бы неплохим дополнением к территориям, которые издавна принадлежали Медичи. В Риме ходили слухи, будто Лев намерен лишить семейство делла Ровере титула и земель, и летом 1515 года они отчасти подтвердились. Франческо Мария был главнокомандующим папским войском. Однако в этом году контракт с ним не продлили: вместо этого 29 июня в соборе Святого Петра Лев вручил генеральский жезл своему брату Джулиано[776]. До Микеланджело, вероятно, доходила молва о грядущих переменах во власти, поскольку он регулярно виделся с человеком, вхожим в римские политические круги, где в значительной мере решалась судьба Италии, поэтому Микеланджело не мог не догадываться, что это значит. Семейство делла Ровере, заказавшее ему гробницу, лишалось могущества и богатства, а Медичи продолжали свое победное восхождение к вершинам власти.

30 ноября Лев X, как подобало пусть не официальному, но фактическому правителю, с триумфом вошел во Флоренцию, вступив во владение своими землями. Чтобы отпраздновать прибытие первого гражданина города и придать ему должный блеск, целая команда художников и ремесленников провела необычайные приготовления. По всему маршруту следования Льва были установлены декоративные триумфальные арки, и возле каждой папа и его свита, состоящая из кардиналов и высоких церковных сановников, останавливались и слушали песни[777]. Шествие длилось семь часов[778][779]. В самых важных местах были установлены приличествующие случаю монументы наподобие античных: обелиск, колонна, напоминающая колонны Траяна и Марка Аврелия, амфитеатр в римском стиле, спешно сооруженный из дерева, холста, гипса и глины. Декорации к торжественному вступлению в город могли послужить образцом для будущих церемоний, а подобные бутафорским монументы могли бы украсить город во вкусе Льва.

Команда художников, equipe, выполнившая эти поразительные декорации, состояла, с одной стороны, из старых друзей и знакомых Микеланджело, таких как Граначчи и Буджардини, а с другой – из молодых людей, родившихся в восьмидесятые–девяностые годы и только-только вышедших на сцену. Среди ваятелей обращал на себя внимание юноша по имени Баччо Бандинелли, а также Якопо де Татти, который принял имя своего учителя Андреа Сансовино. Этот Якопо Сансовино, наиболее талантливый из молодых скульпторов, в сотрудничестве с живописцем Андреа дель Сарто выполнил гигантскую конную статую, установленную перед церковью Санта-Мария Новелла. Кроме того, Сарто и Якопо Сансовино создали наиболее эффектную составляющую всего замысла – великолепный классический фасад собора Санта-Мария дель Фьоре.

Главный фасад собора оставался незавершенным с XIV века. Перед готическим зданием Сарто и Сансовино возвели сооружение с триумфальными арками, коринфскими колоннами, антаблементом и карнизами, со статуями, с живописью и рельефами. По словам Вазари, Лев X, увидев временный фасад собора, промолвил: «Жаль, что не был построен настоящий фасад этого храма». А «энергия и величественность» конной статуи, выполненной Сансовино в соавторстве с Андреа дель Сарто, произвели на папу столь глубокое впечатление, что он позволил художнику облобызать свою туфлю и «всячески его обласкал»[780]. В свите Льва числились двое заклятых врагов Микеланджело: Леонардо и, по мнению Вазари, Рафаэль.

Из Флоренции Лев двинулся в Болонью, чтобы назначить там нового епископа[781]. Тем временем в Италию вторгся новый король Франции Франциск I и 14 сентября нанес сокрушительное поражение швейцарским наемникам герцога Миланского в битве при Мариньяно, неподалеку от Милана. В Болонье начались переговоры о взаимных уступках, политические ставки пошли вверх. Папа предложил передать Франции территории Пармы и Пьяченцы, а Франциск I