Бересфорд наклонился, положил подбородок на руки и внимательно посмотрел на своего странного гостя.

— Так теперь ничего этого не произойдет?

— Я вернулся обратно во времени, чтобы предотвратить преступление, — ответил Оксфорд. — И вместо этого убил его.

— Теперь не будет счастливого конца в Австралии?

— В любом случае его и не было, Генри. Вот, взгляни.

Оксфорд вытащил из кармана бумажник, вынул из него сложенный листок и подал Бересфорду. Маркиз развернул его. Письмо было написано чернилами, которых он раньше никогда не видел. Он прочел следующее:

«Брисбен, 12 ноября 1888 года.

Моя дорогая!

На всем белом свете нет другой такой, как ты, и то, что я так плохо с тобой обращался, мучает меня даже больше, чем тот предательский поступок, который я совершил в 1840 году. Я не желал ничего другого, как только дать тебе и нашему сыну хороший дом, и до конца своих дней я буду сожалеть о том, что стал пьяницей и вором, а не хорошим мужем, а еще я чувствую, что дни мои сочтены и я ослабел как телом, так и душой.

Я ни в коем случае не осуждаю тебя за то, что ты сейчас делаешь. Ты еще молода и должна устроить жизнь себе и нашему ребенку в Англии, вместе с родителями, а если бы ты осталась здесь, я бы принес тебе еще больше горя и несчастий, потому что я одержим дьяволом, который выбрал меня своим подручным, еще когда я был подростком. Поверь мне, прошу тебя, именно его зловредное влияние навлекло горе на всю нашу семью, ибо моя истинная душа не желала ничего другого, кроме покоя и счастья с тобой. Ты помнишь, я сказал тебе, что отметинка у тебя на груди — знак того, что Господь простил мое преступление и даровал мне тебя, вознаградив за годы, проведенные в больнице, когда я пытался восстановить свой рассудок?

Сейчас я молю Его, чтобы Он с состраданием взглянул на мое падение, и чтобы эта отметинка, напоминающая по форме радугу, которая есть и на груди нашего сына, передалась бы и всем нашим будущим потомкам. Пусть она явится знаком того, что за страшное зло, совершенное мною, возмездие обрушилось только на меня, а не на другого Оксфорда, ибо это я нажал на курок, и никто другой. Пусть с моей смертью, которая уже недалеко, вся эта история завершится, и грязное пятно на моем имени будет стерто.

Ты была самым лучшим, что даровала мне жизнь.

Будь счастлива и вспоминай лишь наши самые первые дни.

Твой любящий муж Эдвард Оксфорд

P. S. Передай привет своим дедушке и бабушке. Они были одними из моих первых друзей и проявили ко мне, еще подростку, столько доброты, что я до сих пор вспоминаю о них с большой любовью».

— Это копия письма, которое он послал своей жене, после того как она бросила его и вернулась в Лондон к своим родителям. Оригинал у меня дома. Письмо передавалось в нашей семье из поколения в поколение, — объяснил Оксфорд.

— Невероятно! — воскликнул Бересфорд. — Письмо из будущего!

— Для меня из далекого прошлого, — возразил Оксфорд. — А теперь письмо уже не будет написано.

— И, тем не менее, оно здесь, у меня в руке, — с удивлением пробормотал Бересфорд. — В связи с письмом возникает несколько вопросов. Во-первых, кто его жена?

— Не знаю. Ее имя не сохранилось. Я знаю только, что она была из семьи, с которой он познакомился еще до преступления. Обрати внимание на постскриптум.

— А преступление квалифицировалось как государственная измена, да? Видимо, оно было очень тяжким, иначе ты не отправился бы в наше время, чтобы предупредить его.

— Да, так и есть. Оно оставалось позором для нашей семьи на протяжении многих поколений.

— Ты не хочешь рассказать мне, что он совершил? Или я должен сказать «совершит»?

— Я не хочу.

— А что за отметинку он упоминает?

— Родимое пятно над сердцем, голубовато-желтое, по форме похожее на дугу. Оно время от времени появлялось в поколениях Оксфордов. У меня нет, но у моей мамы есть.

— Знак Божьего прощения; во всяком случае, так думал этот бедолага, — прошептал Бересфорд. — А что с ним сталось в конце концов?

— Он умер нищим в 1900 году.

— Если ты найдешь его и отговоришь от преступного замысла, то, возможно, спасешь и от несчастной судьбы. Но тогда возникает другая проблема: если он не совершит преступления, его не вышлют в Австралию, он не встретит девушку, и твои предки не появятся на свет.

Оксфорд кивнул и устало взъерошил волосы.

— Я уже думал об этом еще до своей попытки, — признался он. — Но сам посуди: Первый Оксфорд знал дедушку и бабушку будущей жены еще до того, как его посадили в тюрьму. Так что, если он останется на свободе, то может встретить ее и начать ухаживать за ней до ее эмиграции, и она станет его женой.

Бересфорд посмотрел на него с удивлением.

— Господи, Эдвард, неужели ты затеял все это опасное предприятие, только чтобы защитить свое будущее существование? Да ты в своем уме?

— Заткнись к чертовой матери! — рявкнул Оксфорд, и его глаза внезапно полыхнули диким пламенем. — Это вопрос вероятности, а теория вероятности — наука будущего, тебе этого не понять, и твои комментарии излишни. Да ты просто примитивная обезьяна!

Бересфорд вскочил.

— Как вы смеете, сэр? Я напоминаю вам, что это мой дом, и я никому не разрешу говорить со мной в таком тоне. Я иду на конюшню. А вы, пожалуйста, обдумайте свое поведение, мистер Оксфорд, потому что будь я проклят, если стану держать тут человека, который так отзывается обо мне!

Он вышел и хлопнул дверью.

Эдвард Оксфорд какое-то время глядел ему вслед, потом подошел к камину и уставился на пламя, пожиравшее поленья.

Этой же ночью, в одиннадцать часов, он приземлился на территории Бедлама, рядом с юго-восточной стеной, переместившись в будущее всего на какие-то два часа, — стояли последние дни июня 1837 года. Рядом, закутанная в туман, темнела большая стена больницы.

Перепрыгнув через нее, он попал на кладбище, быстро пересек его, перемахнул через ограду и, ударившись о брусчатку улицы за ней, неожиданно оказался прямо перед каким-то служащим, который закричал, выронил стопку бумаг и убежал.

Оксфорд посмотрел налево, туда, где переулок выходил на оживленную улицу.

— Наверно, это Сент-Джордж-роуд, — прошептал он. — Тогда это Жеральдин-стрит, и Вест-плейс прямо передо мной.

Он услышал приближающиеся шаги и быстро свернул в сторону, перешел улицу и оказался на затянутой туманом площади, внутри которой находился маленький огороженный сад. За оградой деревья склонялись над глубокими колодцами темноты. Превосходное укрытие.