Потребовалось всего полчаса, чтобы загрузить посудомоечную машину и вымыть вручную все, что не подходило для нее. Когда мы закончили с едой, Шади настояла на том, чтобы прибраться во всем доме. Все, что я действительно хотела, это лежать на диване, есть картофельные чипсы со своей груди и смотреть реалити-шоу. Но оказалось, что Шади была права. Уборка гораздо лучше отвлекала от плохих мыслей.

В кои-то веки я не думала ни о папиной лжи, ни о том, как Соня подошла ко мне на похоронах. Не прокручивала в памяти фрагменты своей ссоры в машине с мамой и не пыталась представить себе милую, извиняющуюся улыбку на полных губах Наоми. Не беспокоилась ни о книге, ни о том, что подумает Аня, ни о том, что сделает со мной «Сэнди». Я вообще ни о чем не думала.

Серьезная и неторопливая уборка погрузила меня в транс. Да и я сама хотела бы остаться в этакой криогенной камере, только для эмоций, надеясь проспать в ней все худшее из того, чего я пока сумела избежать.

Первый телефонный звонок от Гаса раздался около одиннадцати, и я на него не ответила. Следующий звонок раздался минут через двадцать, заставив мое сердце сжаться в комок. Это было так неожиданно. Ведь он не оставил голосовой почты и не отправил никаких последующих сообщений.

Я выключила телефон и сунула его в ящик комода в спальне, а затем вернулась к мытью ванны. Мы с Шади решили не говорить ни об этом звонке, ни о «Сексуальном, злом Гасе», ни о Зачарованной Шляпе – ни о чем другом, пока не закончим нашу работу. Это показалось мне хорошей идеей, так как уборка помогала мне не чувствовать горечи. Каждый раз, когда мой мозг хотя бы намекал на мысль о Гасе, горечь возвращалась.

В шесть Шади решила, что работа закончена, и отправила меня в душ первой, а сама занялась ужином. Она приготовила рататуй, которого, очевидно, страстно желала с тех пор, как посмотрела мультфильм «Рататуй» с младшими сестрами Рики в выходные на четвертое июля.

– Ты можешь рассказать мне о нем? – спросила я, когда мы сели по одну сторону стола, повернувшись спиной к окну в дом Гаса, хотя оно и жалюзи были закрыты. – Я все еще хочу услышать, что ты счастлива.

– Давай после обеда, – сказала Шади.

И снова она оказалась права. Оказалось, что мне нужна еще одна посиделка с овощными деликатесами и приятной светской беседой. А также с тем, что мы когда-то смотрели и читали, будь то ролики в Одноклассниках или старые книги. И конечно же телешоу, из которых я признаю только «Веронику Марс».

После ужина небо затянуло тучами, и пока я мыла тарелки и столовое серебро, Шади готовила нам «Сазерак»[65]. Начался сильный дождь, раскаты далекого грома сотрясали дом, словно далекое землетрясение. Когда я вытерла последнюю тарелку и убрала ее в шкафчик справа от духовки, Шади протянула мне стакан, и мы пошли к дивану, на котором я провела свою первую ночь. Там мы свернулись калачиками в противоположных углах дивана, поджав ноги под одеялом, и она попросила начать разговор с самого начала.

Мы проговорили всю ночь, а гроза гремела над нами своими раскатами, которые, как волны, отдалялись, а потом возвращались с новой порцией грома и молнии. Казалось, что она вот-вот утихнет, но этого не происходило. Наш разговор длился так долго, что нам приходилось делать перерывы на слезы – мои и Шади – и на приготовление свежих коктейлей. За время нашей Шади тяжело расставалась с парнями около пяти раз.

– Самое время пойти мне навстречу, – заверила она меня. – Мне нужно, чтобы ты много плакала. По крайней мере тогда меня не будет мучать совесть, когда Рики разобьет мне сердце, и я прибегу к тебе в слезах.

– А это тебе реально грозит? – спросила я, шмыгая носом. Шади глубоко вздохнула:

– Почти наверняка.

У Шади была привычка влюбляться в мужчин, которые совершенно не были готовы влюбляться. Это всегда начиналось как нечто случайное – как росток, который вдруг пустил корни. А потом всегда что-то образовывалось на ее пути, что-то, находившееся там с самого начала, но сперва не создававшее проблем, когда все развивалось действительно случайным образом.

У нее были повар, оказавшийся наркоманом, скейтбордист, оказавшийся алкоголиком, и весьма перспективный наставник, но по программе работы с неблагополучной молодежью. Он в какой-то момент сказал Шади, что любит ее, но признался, что еще несколько лет хочет побыть свободным.

Многое из того, что связано с моей лучшей подругой, вводило женихов из Чикаго в заблуждение. Она была эксцентричной и шумной, склонной к запоям и ночным вечеринкам, привыкшей к случайному сексу в самых неподходящих местах. Всегда была самой смешной и самой потрясающей в любой компании. Она выкладывала в основном свои обнаженные селфи со все возрастающей регулярностью. Была загадочной и одновременно подходила под стереотип мужской фантазии. Но в глубине души оставалась самым романтичным человеком.

Связываясь с кем-то, она раскрывалась, как роза, обнажая самое нежное, чистое, бескорыстное и преданное сердце, которое я когда-либо знала. И когда мальчики, с которыми Шади случайно встречалась, открывали эту ее сторону, они часто влюблялись в нее по уши так же, как и она в них. Но она мечтала о будущем, на которое никто из них не рассчитывал с самого начала.

– Я хотела бы сделать все, чтобы такого больше не было, – сказала она мне тогда.

– Нет, не надо, – поддразнила я, и медленная улыбка расплылась по ее лицу.

– Я и люблю, и презираю влюбленность, – рассказывала она мне.

– У меня то же самое чувство, – согласилась я. – Нет никого хуже мужчин.

– Они самые плохие, – пропела она.

Несколько секунд мы молчали, слезы на моих щеках высохли. Солнце начало подниматься, но грозовые тучи все еще закрывали его, немного затемняя странный голубоватый свет, который пробивался через жалюзи на окне.

– Мне кажется, что пришло время, – сказала она наконец.

– Для чего? – cпросила я.

– Я думаю, пришла пора тебе влюбиться, – объяснила она. – Все это время я знала тебя, но так и не видела этого. Думаю, что пора.

– Ты знала меня еще до Жака и видела, чем все закончилось.

– Да, – ответила Шади, пожимая плечами. – Я знаю, что ты была с Жаком. И может быть, в конце концов ты и сейчас придешь к тому же финалу, что и тогда. Но ты в Жака никогда не была влюблена, Яна.

– Значит, влюбленность – это та часть в отношениях, которая причиняет боль? – спросила я с невеселым смешком. – А если ты войдешь в отношения, не причинив себе боли, то, считай, и не было любви?

– Нет, – серьезно ответила Шади. – От влюбленности у тебя захватывает дух. Это та часть отношений, когда ты не можешь поверить, что человек, стоящий перед тобой, существует и не случайно появился в твоей жизни. Влюбленность должна заставить тебя чувствовать себя счастливой, живой, живущей здесь и сейчас.