что Etre vaux mieux qu ’avoir [1045]. И это было для меня несказанно большей (и дольшей!) радостью, чем пять фунтов картофеля, что дала мне за урок мать девочки, ибо: Etre vaux mieux qu’avoir, a мое открытие и было être.

Я ничего не хочу иметь (не имею детей, я сама — мои дети), лишь быть в вещах, прозревать их (не так, как Гёте, которого люблю, словно светлое неведомое чудо, вроде Богом сотворенного леопарда), не так, как Гёте (глубоким взором!), слышать вещи, как Р. (глубоким слухом — трубой), в них вслушиваться, их слушаться, им принадлежать, быть — вещами.

(Р. был сам Беттиной, поэтому так и не нашел ее [1046].)

Милая милостивая государыня, Вы тоже нужны мне — нужны, чтобы быть. Мне не с кем говорить о Р., то есть продолжать им жить. Многие знали его в Париже [1047], — и все они, когда-либо его видевшие, его чтили, но никто из них не нуждается в Р<ильке> так, как нуждаюсь я, никогда его не видевшая: не слышавшая.

Мне нужны Вы, милая и милостивая, а не я — Вам, я обращаюсь к Вам, а не Вы ко мне. Вся ответственность — моя.

Писать ему письма в тетради? На это у меня никогда не хватит времени, а, сверх того, безмолвная, бессловесная речь, не-речь, ему теперь (как и тогда, именно потому, что он был поэт) куда ближе. И в конце концов я хороню его, закапываю в себе так глубоко, что и сама уже не могу отрыть. Так получается.

Нечто, нет: всё! еще пылает во мне — яркое пламя! — высоко вздымаясь — до его гроба. Его гроба, что высоко в небесах. На гробницу Наполеона смотрят вниз [1048], на гробницу Рильке смотрят ввысь. Как и всё в этой жизни — он существует.

Знаете ли Вы историю

 его завещании? Старуха встречает кого-то из замка Мюзот и просит, чтобы нынешний владелец не тревожил трех усопших: молодую женщину, что выбрала обоих (или никого), умерла молодой и спит меж теми двумя [1049].

Это исходит, собственно (скажите, как правильно пишется это слово), от молодой русской, от переписчицы [1050]. Знакомы ли Вы с ней? — она прислала мне его последний подарок [1051], подарила его фотографию (Мюзот — на балконе) [1052] и много рассказывала мне о нем. Он радовался ее здоровью и всегда держал ее за руку, как ребенок, он чувствовал в ней опору.

Она прочла ему вслух мое последнее письмо (открытка с видом Медонской террасы) из Медон-Валь-Флери [1053]. Три с половиной года я жила в Праге, не подозревая, что это его родной город [1054], и четыре года в его Медоне, не зная, что это был (и есть) его город — Медон его роде-новой юности, — лишь этой весной узнала об этом из его писем [1055].

…Это был лист печатного (на пишущей машине) текста, мне очень хотелось бы его иметь, возможно ли это? (Завещание.)

Дорогая госпожа Нанни, мне хотелось бы прочесть книгу Лу Саломе, но приобрести ее не могу — ибо ничего не имею и живу подаянием — не можете ли прислать мне эту книгу? И его юношеские пражские истории, которые я видела лишь на витрине [1056]. Из его книг у меня есть только «Элегии», «Орфей» и «Сады» — это он подарил мне, все прочие остались в России — со всем прочим. И еще письма, подаренные мне мужем на Пасху [1057]. Вот и все.

Если Вы готовы на такую любезность — большей радости Вы не сможете мне доставить.

Обнимаю Вас и жду Вашего письма.

                             Марина

Впервые — Небесная арка. С. 189–191. СС-7. С. 356–358. Печ. по СС-7.

27-30. Н.П. Гронскому

S<ain>t-Pierre de Rumilly

Château d’Arcine

(а в общем — S<ain>t-Laurent, тесовый сруб)

8-го июля 1930 г.

                             Милый Николай Павлович,

Спасибо за трубочиста.

С экзаменами — удивили, головой бы поручилась, что — выдержите. Но м<ожет> б<ыть> — к лучшему.

Мейерхольда не видела, но отзыв Ваш о нем самый эмигрантский: белградский [1058]. Мейерхольд в истории театра во всяком случае — этап [1059], Ваше отношение не серьезно. То же самое, что ничего не понимая в стихах и, главное, не любя их, ругать Маяковского. Я лично уже слышала о Мейерхольде многократное обратное (галлицизм).

Ирина Карсавина добрая девушка, но резонерша (именно — ша), выйдя замуж — образуется, но замуж хочет только за богатого, чтобы были и выходы и выезды. М<ожет> б<ыть>, любя Вас (?) переменится [1060]. Отцовский склад, без его ума. Марьяша куда лучше, и цельнее, и умнее. Марьяша — в мать, а мать — замечательная [1061]. Во всяком случае (пока сами не влюбитесь в Иришу) пишите мне о Ваших делах, я в этой семье — свой.

Большая просьба, безболезненней (бло́хи!) но сложнее, чем с трубочистом.

Оренбург выпускает книгу «Русские писатели о Франции и Германии» [1062], ему в первую голову нужно мое «О Германии». Он очень занят и в крайнем случае обойдется без меня, поэтому необходимо ему статью — доставить. Для этого пойдите в Дни и отыщите (нужно думать — есть оглавление за́-год) №. Вещь печаталась либо в декабре 1925 г., либо в первых числах (март включая) 1926 г. «О Германии» (выписки из дневника). Можете, если будут трудности (коих не предполагаю) обратиться к А<лександру> Ф<едоровичу> Керенскому от моего имени: «М<арина> И<вановна> Цветаева издает книгу прозы и ей очень нужна вещь О “Германии”, печатавшаяся у Вас (тогда-то). Разрешите поискать». № Газеты (не вырезая) перешлете мне («imprimé recommandé» [1063]), а я, исправив, отошлю Эренбургу. Эренбург очень торопит, поэтому тороплю и я. Книга будет переводиться на все яз<ыки> и пойдет в Сов<етскую> Россию, жаль было бы, если бы мой голос отсутствовал. Очень, очень прошу.

Посылаю Вам