Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Ибо мимо родилась
Времени. Вотще и всуе
Ратуешь! Калиф на час:
Время! Я тебя миную. [981]
Еще — меньше, но метче: могла бы просто быть богатым и признанным поэтом — либо там, либо здесь, даже не кривя душой, просто зарядившись другим: чужим. Попутным, не-насущным своим. (Чужого нет!) И — настолько не могу, настолько отродясь ne daigne [982], что никогда, ни одной минуты серьезно не задумалась: а что если бы? — так заведомо решен во мне этот вопрос, так никогда не был, не мог быть — вопросом.
И вот — пишу Перекоп (к<оторо>го никто не берет и не возьмет п<отому> ч<то> для монархистов непонятен словесно, а для эсеров неприемлем внутренно) — и Конец Семьи (Семи — т. е. Царской Семьи, семеро было) [983], а завтра еще подыму на себя какую-нибудь гору.
Но одно: если существует Страшный Суд Слова — я на нем буду оправдана [984].
«Богатым и признанным» — нет, лучше бедным и призванным. Достойнее. Спокойнее. Вещи за себя мстят: я никогда не любила внешнего, это у меня от матери и от отца. Презрение к вещам. — Странная игра случая. Мать умирала в 1905 г., мы с сестрой были маленькие дети, но из молодых да ранних, особенно я, старшая, — и вот страх: а вдруг, когда вырастут, «пойдут в партию» и всё отдадут на разрушение страны. Деньги кладутся с условием: неприкосновенны до 40-летия наследниц. Начинается другая революция (наша) мне 22 года [985], — порядочно до сорока? Коммунисты (знакомые) мне предлагали: дайте расписки, мы вам деньги достанем, и «до сорока лет». Особые условия. Невозможно. Так пропали у меня 100 тысяч, к<отор>ых я никогда не только в глаза не видала, но и не ощутила своими (сорок лет!), не считая еще 100 тысяч или больше — наследство бабушки, к<отор>ая умерла в революцию [986], не считая двух домов — одного в Москве, другого бабушкиного, в хлыстовском гнезде Тарусе Калужской губ<ернии> — не имение, старый дом в екатерининском саду: чистая лирика, не считая потом всего золота, всех камней всех драгоценностей и мехов, к<отор>ые я сдавала для продажи на руки знакомым — казалось, друзьям — и которые — и те и другие — пропадали безвозвратно. Le hasard c’est moi [987].
И кормила меня, выручала меня, в конце концов, только моя работа, единственное что я в жизни, кроме детей и нескольких человеческих душ — любила.
Так было, так будет.
_____
От Бориса давно ничего. Он пишет припадками. Как бы я его хотела за границу! Продышаться. Тоже «игра судьбы» ему расплачиваться за Россию, когда он весь под знаком готической стрелы [988]. Тоже неравный брак. Ему платить по счетам современности, когда:
Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе? [989]
Если у меня совесть слова, то у него совесть — сроков.
_____
А чек поехал обратно на три недели. Так мне сказали, п<отому> ч<то> нет compte courant [990] (courant — куда? Как реки в море?) Была в страшном банке на страшном ездовом узле Concorde [991]. (Хорошо «Согласие», — всё врозь!)
Англичанин, прямо глядя в глаза: — «Qui êtes-Vous, Madame» [992]. Я, подумав: «Une réfugiée russe, Monsieur» [993]. Вот и поехал чек, опять через море.
Скоро Пасха, приедет на три дня муж из санатории, скоро мой вечер [994], м<ожет> б<ыть> потом удастся уехать в горы. Рядом с Château [995], где санатория, крохотный домик, к<отор>ый С<ергей> Я<ковлевич> облюбовывает для нас. С двумя козами.
Целую Вас. Простите за бессловность моей благодарности
МЦ.
<Приписка на полях:>
Недавно видела Вашу Пасадену [996] в кинематографе. — Красавица. — Пишите про природу и про погоду.
Впервые — Минувшее. С. 226–229. СС-7. С. 319–321. Печ. по СС-7.
13-30. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Meudon (S. et О.)
2, Av<enue> Jeanned d’Arc
6-го апреля 1930 г.
Дорогая Саломея!
Но Вы уже поняли, в чем дело: вот они — 10 счетом [997] — но на этот раз по 50-ти, потому что всякой твари по паре, а есть и единственные.
Вечер мой, все это мои бескорыстные участники, но продавать можете как Вам удобнее.
Милая Саломея, я Вас еще не поблагодарила за прошлое иждивение, очень замоталась с вечером.
Хочу повидаться и рассказать Вам про Тэффи.
Целую Вас.
МЦ.
Впервые — СС-7. С. 128. Печ. по СС-7.
14-30. В.Н. Буниной
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
10-го апреля 1930 г.
Дорогая Вера Николаевна,
Чувствую и сознаю, что минута неподходящая, но — этот вечер [998] вся моя надежда: у меня очень болен муж (туберкулез легких — три очага + болезнь печени, к<отор>ая очень осложняет лечение из-за диеты). Кр<асный> Крест второй месяц дает по 30 фр<анков> в день, а санатория стоит 50 фр<анков>, мне нужно 600 фр<анков> в месяц доплачивать, кроме того стипендия со дня на́ день может кончиться, гарантии никакой, а болезнь — с гарантией — с нею не кончится.
Билеты продаю по 50 фр<анков> и по 25 фр<анков>. Просьба, если за 50 фр<анков> дело не выйдет, отчеркните правый угол конверта красным карандашом, это значит, что билет 25 фр<анко>вый. (А то 50-франковые захотят сидеть в первых рядах, — чтобы не было