не просто металл, а как будто овальное оконце в клубящийся дым, разноцветный, и даже искрящийся — как искрится в темноте шерсть, если о нее потереть кусок янтаря.

— Что это? — беззвучно, одними губами спросила она.

— Это, милая Вельмина, изобретение придворного мага. Впрочем, скоро вы все и так узнаете, в красках и подробностях. Пока эта штука работает, во дворец нашему королю ничто не угрожает… — советник помолчал, а затем быстро добавил, — по крайней мере, сам он думает именно так, и его в этом постоянно убеждают.

И громко постучал в дверь.

Вельмина смотрела на это странное оконце в дым. До того момента, как де Вер постучался, дым был темным — но едва рука советника коснулась поверхности двери, овал посветлел и перестал искрить.

— Видите, — сказал де Вер, — это знак того, что я не имею злого умысла, приходяв королевский кабинет.

Вельмина быстро кивнула и невольно вздогнула, когда по ту сторону двери прозвучало громкое «Входите».

— Выше нос, — быстро проговорил советник и решительно потянул на себя золоченую дверную ручку.

Первое королевское, что увидела Вельмина — это были добротные кожаные туфли. Без особого шика, с медными пряжками, но из хорошей кожи, новые и удобные.

Поскольку смотреть на короля было нельзя до тех пор, пока не поклонится, она торопливо сделала книксен и внезапно покраснела при мысли о том, что наверняка де Вер уже рассказал королю о ней все, и теперь его величество Месхет будет размышлять, а не повлияет ли дурно на его дочь такая вот фрейлина?

— Ваше величество, — прозвучал рядом хрипловатый голос советника, — позвольте представить вам мою дальнюю родственницу, Вельмину де Ронш. Вы ведь не забыли о моей маленькой просьбе?

Ответом было молчание.

Вспомнив, что уже поклонилась, Вельмина медленно подняла глаза. Скользнула взглядом по брюкам строгого серого цвета, по ряду пуговиц на сюртуке. Быстро глянула в лицо монарху и торопливо отвела взгляд — чтобы, упаси Пять, не подумал, что она на него бесстыже пялится. Странное ощущение… Перед ней был король, вне всякого сомнения, это читалось и во властном взгляде, и в надменно приподнятом подбородке. И в то же время это был человек, до смерти уставший тащить свою ношу. Читался в нем какой-то надлом… очень давний, зарубцевавшийся — но он точно был.

- Госпожа де Ронш, — неожиданно мягко проговорил король, — посмотрите на меня.

Вельмина послушалась. И теперь уже взглянула прямо в глаза его величества — светлые, серые, в обрамлении густых темных ресниц. А еще у него был высокий открытый лоб, острые скулы и темные брови вразлет. Волосы, когда-то темно-русые, а теперь побитые сединой, собраны назад. Король Кентейта был мужчиной видным, можно даже сказать, красивым — при этом от него веяло безысходной тоской и одиночеством, они угнездились в скорбных морщинках в углах рта, в застывшей складке меж бровей и в отрешенном взгляде.

«Что с тобой случилось?» — мелькнула мысль, но Вельмина тут же приказала себе не думать лишнего. Она поразмыслит над этим потом. Сейчас же нужно отвечать навопросы и произвести на его величество наилучшее впечатление из всех возможных.

— Моя дочь Женевьева, — медленно сказал король, — нуждается в общении с женщиной, ещё не старой, но имеющей какой-то жизненный опыт. У вас ведь он есть?

Вельмина быстро покосилась на де Вера — но тот, казалось, совершенно утратил интерес к разговору. Стоял, рассматривая что-то за спиной короля. И Вельмина решилась.

— Мой опыт порой не самый лучший, ваше величество, — ответила она с поклоном, — мне довелось пережить крайне неприятные вещи.

Месхет скупо улыбнулся, в его взгляде появился легкий интерес.

— Это не так уж и плохо, госпожа де Ронш. Моя дочь должна получить понимание того, что боги не всегда делают нашу жизнь, похожей на сказку. К сожалению, так получилось, что Женевеьеве тяжело сходиться с людьми. У нее есть несколько подруг… фрейлин. Но все они — слишком юны, чтобы Женевьева могла задать им какие-то важные для нее вопросы. А мать ее умерла уже давно.

Король вздохнул. И отвернулся, как будто вельмина могла увидеть нечто такое, чего видеть не полагается.

— Могу я отвести госпожу де Ронш к вашей дочери? — вовремя подал голос де Вер.

— Разумеется, — сухо ответил Месхет, — именно для этого вы ее сюда и привели.

— Не извольте беспокоиться, ваше величество. Я полагаю, что Вельмина — наилучшая кандидатура…

— Никогда в вас не сомневался, — король снова повернулся к ним, — и я рассчитываю, что госпожа де Ронш будет честно отвечать на те вопросы, которые ей задаст моя дочь.

Теперь Вельмина видела безупречный королевский профиль. И в какой-то миг ей показалось, что она как будто уже встречала Месхета Второго, хотя это было невозможно.

— Идите, — сказал король, — Женевьева сейчас должна быть в саду. Читает.

Когда дверь кабинета закрылась, Вельмина все-таки остороно поинтересовалась:

— Ваш король… у него какое-то горе?

Советник прищурился, смерил ее пристальным взглядом — так что у Вельмины тотчас появилось ощущение, что он без усилий копается в ее собственной голове, разбирая тот клубок мыслей, который там крутился.

— С чего вы взяли?

— Он… — Вельмина вздохнула. С некоторых пор… она как будто чувствовала тех людей, с которыми что-то случилось. Нехорошее… Как с ней самой.

— Он не выглядит счастливым, — осторожно сказала она.

— Корона не является гарантией счастья, — де Вер усмехнулся, — но вы задаете правильные вопросы, моя милая. Ничего хорошего здесь не происходит. И скоро вы все увидите… И наверное поймете, почему принцессе не хватает фрейлин. Есть кое-что… о чем я вам не сказал.

— И что же это? — она взволнованно остановилась.

Как противно… И здесь ей лгут, и здесь ее просто используют.

— О, для вас это не будет опасным, — де Вер мягко взял ее под локоть, — идемте же. У ее высочества есть небольшой физический изъян… Скажем так, это следствие того, что в ней ещё не проснулся дар магии. Есть подозрения, что мать нашего короля была сильной магессой, урожденной магессой. И это передалось через поколение. Но — когда дар проснется окончательно, вне всяких сомнений, принцесса Женевьева станет одной из самых завидных невест под этими небесами. Идемте, сейчас сами все увидите.

Она дала отвести себя в сад, хоть и не очень-то хотелось.