Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только знайте, ребята, я обычно в такие места не хожу, – заверил Буссе. – Это только ради тебя, Матс. Девушки такого сорта меня побаиваются, если вы понимаете, о чем я…
Мы-то понимали: Буссе не упускал случая напомнить о своих крупногабаритных достоинствах, но вахтер у дверей, здоровенный детина в куртке «Канада Гус» и татуировкой ACAB на шее, – тот, видимо, не понял.
– Это что ты имеешь в виду? – буркнул он. – Интересно, с чего это нашим девушкам тебя бояться?
Буссе продолжал в своем стиле:
– Ну, для тебя, дружок, это вряд ли интересно.
– Вы что, хотите пройти в зал?
За спиной татуированного появился еще один – еще шире, непонятно, как это возможно, – настоящий шкаф.
– Разумеется, – приветливо сказал Буссе. – Мы очень хотим пройти в зал. Я просто пошутил насчет моего одноглазого друга. Многие начинают нервничать, если я не предупрежу.
Гигант под номером два шагнул к Буссе, взял его за подбородок и прижал к стене.
– Бери своих друзей и убирайся отсюда.
И нам тогда надо было уйти. Не нарываться. Этот амбал был полон агрессии, как дождевая бочка. Конечно, самолюбие и все такое… но на следующий же день мы бы забыли эту историю.
Я подошел к вахтеру.
– Отпусти его.
– А ты еще кто такой?
– Какая тебе разница? Отпусти, и все.
Иногда кажется, что какие-то моменты в жизни разыгрываются как в рапиде. Иначе невозможно объяснить, сколько пронеслось у меня в голове в один короткий миг. Полсекунды, не больше, – а я успел подумать и о том, что Буссе блефовал на последней сдаче, и что мне наверняка придется накладывать швы, и о многом, многом другом. Что со мной происходит? Ввязался в драку у дверей стрип-клуба. Я много чего ожидал от жизни…. если вспомнить, как легко и радостно постигал когда-то тайны нард и покера. Сколько было надежд…
Удар, возможно, был не такой сильный, он пришелся на скулу, но я упал как подкошенный. Наверное, второй, с татуировкой, подставил мне ногу.
Богган бросился на ACAB, Буссе судорожно лягался.
Я никогда в моей взрослой жизни не участвовал в настоящей драке. Многое пришлось пережить, но не это. Отполз в сторону, и тут зажужжал мой телефон. Я выхватил трубку и начал орать как резаный.
Парень с татуировкой нагнул Боггана над кассой и методично колотил головой о железный ящик, будто всерьез собрался убить. Я поймал отчаянный взгляд Буссе.
Вскочил и начал молотить охранника по спине. Перед глазами сразу возникла картина: меня, как тряпичную куклу, швыряют в клаустрофобический кузов минивэна. Не знаю как, но мне удалось либо перебороть, либо заглушить приступ паники.
Физиономия Боггана в крови, голова болтается как неживая.
Надо было любой ценой уходить, у нас не было никаких шансов против этих чудовищ. Хомячки в лапах котов.
Я кое-как оторвал Буссе, и мы вырвались на улицу. В лицо ударила зябкая осенняя прохлада.
А Богган? Богган остался там.
Я рванул на себя дверь. Черные стены, красная драпировка.
– Отпусти его, сука!
– Пошел ты…
Они прекрасно знали, что из таких мест никто в полицию звонить не станет. А даже если позвонит – реакции не последует.
Мы стояли и шипели друг на друга.
Они не хотел отпускать Боггана.
Мы не могли его оставить.
Начался второй круг.
Я рванулся на помощь.
У этих подонков оказалась к тому же отменная реакция.
Татуированный пнул меня ногой в бедро. Нога подломилась, и я упал на пол.
Попытался подняться, встал на четвереньки, но последовал еще один удар – в грудь. Будто кто-то сломал спичку, хотя в роли спички был я.
Почти вырубился, хотя краешком сознания уловил истерический вопль Буссе.
Еще один удар. Я скорчился в комок, стараясь защитить лицо. Напрягся, насколько мог, ожидая следующего удара.
Богган лежал на полу – наверное, отключился.
Но удара не последовало.
В чем дело? Они сообразили, что хватит?
Отвел на секунду руки от лица – но этой секунды хватило, чтобы увидеть, как на спину татуированного обрушилась бейсбольная бита. Над нами стояли двое в балаклавах, а охранники каким-то образом оказались на полу.
– Суки поганые! С кем связались?
Еще один удар пришелся татуированному по бедру. Хрясь! – звук такой, будто пробили штрафной удар метров с двадцати пяти.
Я кое-как поднялся на ноги. Мы с Буссе бросились к Богуславу.
Хрясь. Хрясь.
Охранники завыли от боли. Татуированный сплюнул выбитые зубы.
Хрясь.
По полу потекла какая-то розовая жидкость.
Нос у татуированного: кровавый бесформенный комок.
Хрясь.
Мы вытащили друга на воздух.
– Теперь будете с нами иметь дело, сявки.
Хрясь.
Ни вскрика, ни стона.
В вестибюле клуба стало очень тихо. Охранники лежали на полу и не шевелились.
Человек в маске поднял биту – очевидно, намеревался раскрошить череп татуированного.
– Погоди! – завопил я. – Успокойся!
Рука остановилась в замахе.
Край балаклавы приподнялся, и я увидел лицо.
– Какого хрена… ты же просил помочь…
Себбе. Я и в самом деле просил помочь. Он позвонил, и вместо того чтобы послать его подальше, я просил о помощи. Что ж… если бы не он, нас бы забили насмерть.
Не знаю, рад ли я был его видеть. Но в тот момент мне показалось, что более преданного друга, чем Себбе, на земном шаре не сыщешь.
Остальная часть памятной записки представлена в отдельном документе.
Рабочий кабинет Эмили. Субботний вечер. Начался период отпусков – во всей стране, но не в адвокатуре «Лейонс». Здесь кипела работа. Йоссан не было, но как минимум двадцать пять сотрудников корпели над бумагами. Помощники юристов, совладельцы, кое-кто из управления, так называемые секретари. «Лейонс» был в некотором роде образцом коммунистического отношения к труду: совладельцы пахали наравне со всеми чуть не сутки напролет. Но разница все же была: совладельцев и партнеров в конце года ждали серьезные дивиденды. Самое малое – десять миллионов крон.
Кабинет Эмили помещался на седьмом этаже. Вид из окна потрясающий: дома-соты на холмах Сёдермальма, церковь Святой Катарины, лысая макушка Глобена. В последние годы все словно помешались на строительстве крытых футбольных стадионов. Когда-то величественный Глобен явно проигрывал новым колоссальным сооружениям. Особенно если учесть, что огромный сверкающий стадион «Теле-2» выстроили совсем рядом с гигантским шаром, и он сразу потерял все свое величие.