После чего я рассказала историю Вайан, Тутти и сироток иобъяснила, в каком они оказались положении. Я пообещала, что за каждый взнос,сделанный моими друзьями, внесу равную сумму из собственных сбережений. Разумеется,я знала, что мир полон страданий и войн, которым нет числа, и многие люди вбеде, однако что с этим поделать? Вайан и ее дочери стали моей семьей, а мыдолжны заботиться о своей семье, где бы она ни была. Заканчивая послание, яприпомнила слова моей подруги Сьюзан: когда я уезжала в это путешествие девятьмесяцев назад, она боялась, что я вовсе не вернусь. Она тогда сказала: «Лиз, ятебя знаю. Ты встретишь кого-нибудь, влюбишься, и вся эта история закончитсятем, что ты купишь дом на Бали».

Наша Сьюзан прямо Нострадамус.

Проверив ящик на следующее утро, я увидела, что мои друзьяпожертвовали семьсот долларов. Через день я собрала столько денег, что обещаниевнести равную сумму из собственных средств за счет каждого пожертвованияпришлось взять обратно.

Не буду описывать развернувшиеся в течение недели события ипытаться объяснить, что за чувство возникает, когда каждый день читаешь письмасо всего мира, и во всех написано: «Мы тоже хотим помочь!» Помощь пришла отовсех. Люди, которые, я точно знала, были на мели или расплачивались по долгам,не раздумывая дали мне денег. Одно из первых писем пришло от подружки подружкимоей парикмахерши, которой переслали это письмо, — она внесла пятнадцатьдолларов. Мой самый циничный друг Джон просто не мог не отпустить типичноесаркастическое замечание о том, как я растеклась, расчувствовалась ирассопливилась в своем письме («Когда решишь разослать очередное послание встиле розовых соплей, будь добра, пришли мне укороченную версию».) Но деньгивсе равно внес. Новый бойфренд моей подруги Анны (банкир с Уолл-стрит, которогоя в глаза не видела) предложил удвоить финальную сумму пожертвований. Потом моеписьмо каким-то образом разлетелось по всему миру, и я начала получать денежныевзносы от совершенно незнакомых людей. Это был глобальный всплеск великодушия.Подытоживая рассказ, скажу, что всего через семь дней, с той минуты как яразослала письмо с просьбой о помощи, мои родные, друзья и совершеннонезнакомые люди со всего света помогли собрать восемнадцать тысяч долларов,чтобы у Вайан Нурийаси появился собственный дом.

Я знала, что это чудо случилось благодаря Тутти, благодарясиле ее молитв, в которых она призывала свою маленькую голубую плиточку статьгибче, просторнее, вырасти, как волшебный боб из детской сказки, в настоящийдом, способный навсегда обеспечить ей, ее маме и сестрам-сироткам крышу надголовой.

И последнее. Со стыдом признаю, что не я, а мой друг Бобпервым отметил очевидный факт: слово «тутти» по-итальянски означает «все». Какя раньше этого не замечала? Стоило жить в Риме несколько месяцев! Я как-то неуловила связи. И лишь Боб, мой друг из Юты, обратил на это внимание. В письме,присланном на прошлой неделе, помимо обещания внести средства на новый дом,были еще и такие слова:

«Так вот он, главный урок, не так ли? Отправляешься колеситьпо свету, чтобы помочь самой себе, а в результате оказывается, что помогла… Тутти».

He хотела ни о чем говорить Вайан, пока не собрала всюсумму. Сложно хранить такой большой секрет, особенно когда Вайан постоянно беспокоитсяо будущем, — но ни к чему вселять напрасные надежды, пока все неопределится точно. Так что я всю неделю помалкиваю о своих планах, а чтобызанять себя, почти каждый вечер ужинаю с бразильцем Фелипе, которого, кажется,совсем не коробит, что у меня всего одно приличное платье.

Похоже, я на него запала. После нескольких совместных ужиновя почти определенно могу сказать, что он мне нравится. В нем есть гораздобольше, чем кажется на первый взгляд; он не просто «врун на все руки», королькаждой вечеринки, который знает в Убуде всех и вся. Я расспросила о немАрмению. Они дружат уже давно.

— Этот Фелипе… мне кажется, он серьезнее, чем на первыйвзгляд. В нем что-то есть, как думаешь?

— О да, — ответила она. — Фелипе — хороший идобрый человек Но он порядком намучился с разводом. Думаю, он приехал на Бали,чтобы восстановить силы.

Вот это мне можете не объяснять.

Но ему пятьдесят два года. Это уже интересно. Неужели ядостигла того возраста, когда свидания с пятидесятидвухлетним мужчиной некажутся чем-то немыслимым? Но он нравится мне. У него серебристые волосы,редеющие в элегантной манере Пикассо. Добрые карие глаза. Милое лицо. И от негоприятно пахнет. К тому же он действительно взрослый мужчина. Зрелыйпредставитель мужского вида — это для меня что-то новенькое.

Фелипе живет на Бали уже почти пять лет. Он сотрудничает сбалинезийскими серебряных дел мастерами, изготавливая ювелирные украшения избразильских камней, и экспортирует их в Америку. Мне импонирует то, что Фелипебыл верен жене в течение двадцати лет брака, прежде чем он распался из-замножества сложнейших причин. И то, что у него взрослые дети, которых онвырастил достойно и которые любят его. И то, что, когда его дети былималенькими, он оставался с ними дома и заботился о них, в то время как егожена, австралийка по происхождению, занималась карьерой. (Образцовый вфеминистском понимании муж, Фелипе объясняет: «Я хотел быть на правильнойстороне баррикад с точки зрения общественной истории».) Мне нравится и то, какбурно, по-бразильски, он выражает свои чувства. (Когда его сыну, живущему вАвстралии, исполнилось четырнадцать лет, мальчик не выдержал и сказал: «Пап,мне уже четырнадцать, может, хватит целовать меня в губы, высаживая из машины ушколы?!») Я в восторге от того, что Фелипе бегло говорит на четырех (а может, ибольше) языках. (И хотя он настаивает, что не знает ни слова по-индонезийски, яцелыми днями слышу, как он на нем болтает!) Нравится мне и то, что он побывалболее чем в пятидесяти странах и воспринимает мир как маленькое место, где безтруда можно сориентироваться. А как он слушает меня, склонив голову, прерываялишь тогда, когда я сама останавливаюсь и спрашиваю, не скучно ли ему, —на что он неизменно отвечает: «Для тебя, милая, дорогая малышка, времени нежалко». И я обожаю, когда он называет меня «милая, дорогая малышка». (Ну и что,что он так же зовет официантку?)

На днях он сказал мне:

— Лиз, пока ты на Бали, почему бы тебе не завестилюбовника? К его чести, Фелипе не имел в виду конкретно себя, хоть и охотносыграл бы эту роль, как мне кажется. Он заверил меня, что Иэн, тот самыйсимпатичный парень из Уэльса, отлично мне подойдет, но есть и другие кандидаты.Например, шеф-повар из Нью-Йорка, «славный, большой, мускулистый, смелыйпарень», который наверняка мне понравится. И вообще, в Убуде сколько угодномужчин на любой вкус и цвет, экспатов со всего света, населяющих здешний мир«бездомных и безденежных» планеты. И многие из них были бы рады проследить затем, чтобы «ты провела на Бали прекрасное лето, моя дорогая».

— Я не уверена, что готова к этому, — призналасья. — Не хочется снова напрягаться, что неизбежно в романтическихотношениях. Не хочу брить ноги каждый день, демонстрировать новому любовникусвое тело. Заново пересказывать свою жизнь и трястись, как бы не забеременеть.Как бы то ни было, я совершенно разучилась общаться с мужчинами. Такоеощущение, что в шестнадцать лет я увереннее чувствовала себя налюбовно-романтической почве, чем сейчас.