— Милорд, — сказала она, садясь на постели.

Подняв голову, он опустился на колено возле кровати.

— Как себя чувствует моя королева? — прошептал он и, потянувшись, взял ее руку.

Она ощутила тепло его грубой ладони, когда он поднес ее пальцы к губам и поцеловал. Это легчайшее прикосновение влажных губ к ее тонкой коже сказало ей, что, с чем бы ей не пришлось столкнуться вне этих стен, здесь она прощена.

— Я снова стала собой, — уверила она его. — Но, боже мой, как бы я хотела вернуться в прошлое и по-другому прожить вчерашний день! Все было бы иначе.

Этельстан сел на кровать, сжимая ее ладонь.

— Даже если бы вы и могли это сделать, — сказал он, пристально глядя ей в глаза, — неизвестно еще, было бы сейчас лучше. Возможно, что нет. Свен Вилобородый — грозный противник. То, что произошло вчера, — скорее всего, один из множества планов, которые он заготовил для нападения на Эксетер и захвата королевы. Никто не скажет наверняка, как бы все обернулось, если бы вы, или я, или Хью, или любой другой из вашего окружения действовал бы иначе. Будьте благодарны, как благодарен я, что вы невредимы, вы здесь, а не в трюме корабля-дракона Свена.

Эмма взглянула на него с удивлением. То, что он отказывался возложить на нее хоть какую-то вину, для нее явилось почти чудом. Но, даже изумляясь великодушию его слов, она не могла не содрогнуться, вспомнив, какой опасности он подвергал себя вчера вечером. Знал бы Свен, что в его руках была не только королева Этельреда, но и старший этелинг…

— Милорд, — сказала она, — я благодарна вам за спасение моей жизни, и я благодарна Богу, что он направлял вас и хранил. И вы правы в том, что все могло закончиться гораздо хуже. Если бы вас захватили, или ранили, или убили…

Он коснулся кончиками пальцев ее губ.

— Давайте порадуемся тому, что есть, и не будем понапрасну сокрушаться о тех бедах, которые могли бы произойти, но не произошли.

Эмма покачала головой.

— Это легче сделать, когда не о чем сожалеть.

— Сожаления бесплодны, Эмма. Они всегда держат в прошлом. Но лучше смотреть в будущее, пытаться изменить то, что можно исправить, чем оплакивать то, что изменить уже нельзя.

Она задумалась над словами Этельстана, рассматривая его лицо: широкие скулы, волевой квадратный подбородок со светлой, коротко остриженной бородой, голубые глаза, которые сейчас глядели на нее, не мигая.

Хотя это было лицо молодого человека, в его твердом взгляде читался острый, как бритва, ум.

— Ваш взор всегда обращен в будущее, — сказала она ему. — Похоже, в последние месяцы вы обрели особый дар предвидения. Вы знали, что будет делать Свен, и приняли меры, чтобы помешать ему осуществить свои планы. Если бы только ваш отец прислушался к вам, если бы я только… — Она запнулась. — Ах, я опять принялась сожалеть о прошедшем. Это потому, наверное, что я не хочу думать о своем будущем.

Связанная с человеком, которого она не могла любить, которому не могла даже доверять, в своем будущем она могла прозреть лишь неудовлетворенность и печаль.

— Чего вам бояться в будущем, миледи? — спросил он, и его голос, потеряв теплоту, стал твердым. — Вашему положению королевы ничего не грозит. Вы вернетесь к двору короля, в его постель, и родите ему детей, как и подобает королеве.

Эмма слышала горечь в его словах, и ее сердце сжалось. Этот человек, который ей ничем не обязан, рисковал всем — своей жизнью, своей честью ради нее. Как же она могла это оставить без ответа? Разве она не может ради него набраться смелости и сказать правду хотя бы сейчас?

Он бы ушел, но она схватила его за руку и, соскользнув с кровати, встала перед ним.

— А вы и вправду думаете, что я желаю того будущего, которое вы описали? — спросила она. — Вы думаете, я не отбросила бы корону прочь от себя, если бы этим я могла, сохранив свою честь, получить в свои руки нечто такое, что мне дороже всего на свете?

Эмма ощутила, как непрошенные слезы наполняют ее глаза, но ей уже было все равно. Сейчас в ней говорила не королева, а женщина.

— Вы думаете, я не просыпаюсь по ночам, изнемогая от желания того, что мне никогда не будет позволено? Каждый новый день я начинаю, проклиная судьбу за то, что связала меня с отцом, но не с сыном!

Наконец она сказала это вслух, произнесла то, чего нельзя было произносить. Но она не жалела о сказанном, чего бы это ей ни стоило. На лице Этельстана отразилась неуверенность, как будто он ожидал, что сейчас она откажется от своих слов. Но Эмма лишь глядела на него полными слез глазами, и он неистово привлек ее к себе. Она упала в его объятия, как обученный сокол бросается на приманку, не думая ни о прошлом, ни о будущем, забыв, что праведно, а что грешно. Она отдала себя так полно, как никогда раньше, — инстинкту, властному позыву страсти и наслаждению.

Эксмур, графство Сомерсет

Эльгива откинула голову назад, и ее темные волосы расстилались позади нее. Обнаженная, она стояла по шею в прохладной воде озера, и было так приятно смыть с себя дорожную пыль после знойного дня. Чудесно было уже хотя бы то, что она осталась жива.

Она бросила взгляд на своего брата, который сидел у воды, привалившись спиной к валуну. Вульф глядел на деревья, не обращая на нее внимания. Настроение его было скверным. Он возражал против того, чтобы она искупалась, но Эльгива настояла на своем, и в отместку он казнил ее своим угрюмым молчанием. Теперь, когда Гроя погибла, он был вынужден сопровождать сестру, и это ему не нравилось. Правда, ей это нравилось не более, чем ему, и она также была в дурном настроении.

В конце концов, она тосковала. Гроя была ее нянькой, ее наперсницей, ее добровольной рабыней, и теперь ее нет. Безусловно, в этом не было ее вины. Она не спасла бы Грою, даже если бы попыталась. Она только подвергла бы опасности себя, чего Гроя не одобрила бы. Разве она не обещала собственноручно убить Эльгиву прежде, чем к ней прикоснется викинг? Гроя приказала бы ей убегать.

Однако теперь она скучала по несчастной. Как мог Вульф быть таким черствым, когда она раздавлена горем?

Они провели в седле почти всю ночь, пока Вульф не решил наконец, исходя из одному ему известных соображений, что теперь они вне опасности и могут стать лагерем. Его подручные сторожили лошадей, а он сторожил ее.

— Почему ты не идешь купаться? — крикнула она ему, надеясь развеять его мрачное настроение. — Здесь глубоко. Ты, должно быть, так же пропотел и запылился, как и я, и мы уж наверняка далеко отъехали от Эксетера, чтобы бояться викингов. Скорее всего, мы уже в другом графстве. Даже если викинги пошли на север этой же дорогой, они движутся не так быстро, как мы.

— У датчан есть разведчики, Эльгива, — сказал он хмуро, — которые перемещаются еще быстрее, чем мы. И это не увеселительная прогулка.