— Мариам, ты не знаешь, бывает ли аллергия на магию?

Ответ последовал после паузы.

— Аллергия как таковая — нет. Но у некоторых одаренных могут быть необычные реакции на чужую магию. Насморк, сыпь, зуд, резь в глазах.

Вот как… я прикусила костяшки пальцев. Значит, у одаренных…

— Спасибо!

Дверь кабинета без стука распахнулась, и в нее ввалился Сулах.

Я стремительно поднялась. Чтобы наш садовник, никогда даже не входивший на господскую территорию, позволил себе вот так ворваться, должно было случиться что-то поистине страшное.

— Моя эрти! — горестно возгласил он и упал на колени. — Простите… не уследил!

— Что?!

— Маленький господин пропал!

— Что?! — я торопливо выбралась из-за стола и подскочила к старику, чтобы помочь ему подняться. — Может, он где-то в доме?

— Нет… простите, моя эрти… я отвернулся только на минуту! А потом послышалось, будто кто-то позвал из-за стены. Смотрю, а маленького господина-то и нет на дорожке! Я к дому, а тут госпожа Мариам выбегает — говорит, сигнал был от выхода тайного, прошел кто-то! Мы следом-то выскочили — а там уже и нет никого!

Почтовая шкатулка на столе снова издала звук. Я дрожащей рукой откинула крышку.

На клочке бумаги размашистым почерком Демьена ле Радена были выведены всего четыре слова.

“Халиф прибыл в долину”.

Глава пятнадцатая. О доверии и предательстве

— Если я когда-нибудь еще соберусь вам что-то пообещать, напомните мне, что утопиться сразу будет значительно проще, — Демьен бухтел всю дорогу. Впрочем, у него, конечно, были на то основания.

— Вы сами пожелали непременно сопровождать меня. Лично я и теперь уверена, что превосходно сама нашла бы дорогу и сориентировалась в халифском дворце.

— Вы уже нашли дорогу — в тюрьму!

— И отлично оттуда выбралась без вашей помощи!

— И теперь всеми силами стремитесь обратно!

— Но, заметьте, вас я туда не тащу — вы вызвались добровольцем!

Да, бухтеть у него были все основания. А у меня — поддразнивать его. Потому что Демьен ле Раден, посол Вербинии и какой-то там дворянин, исключительно комично смотрелся в покрывале и платье Мариам. И спасало мужчину только то, что разглядеть его в этом наряде было не так-то легко.

Просто иностранного посла — как и меня, конечно! — никто не приглашал в халифский дворец на семейный междусобойчик и разбор полетов. А нам ну очень надо было быть там! Во всяком случае, мне — совершенно точно. А отпускать меня одну Демьен отказался наотрез. Даже когда я заявила, что со мной он может пойти только в платье. По его мнению, лишь так он мог выполнить свою клятву и сделать действительно все, что может. Он знает, где именно развернут халифский дворец, да и в самом дворце неплохо ориентируется, в то время как я была там всего дважды.

Странным образом пикировка помогала мне держать себя в руках. В первые минуты, осознав масштабы наших очередных неприятностей, я, откровенно говоря, запаниковала. И страшно испугалась за Ники. А еще едва не разорвалась, пытаясь решить, куда бежать в первую очередь — искать пропавшего ребенка или спасать всех остальных? Если сейчас визирь убедит халифа в виновности принца Фарида и того отстранят от наследования, то мне и моим девочкам тоже будет уже не отмыться. Суд, скорее всего, будет скорым. А дальше… даже если когда-нибудь нас и удастся оправдать, рабское клеймо уже никуда не денется.

Но… если подумать здраво, то разрываться, пожалуй, и не придется. Раз Ники позвал кто-то из-за изгороди — значит, он ушел не сам. Его похитили. Кому и для чего мог понадобиться семилетний ребенок? Всяческих маньяков, педофилов, а также ловцов, поставляющих нелегальный товар на невольничий рынок, в нашем случае можно исключить сразу. Для этого вовсе не нужны такие сложности — выкрадывать ребенка из хорошо защищенного богатого дворца. Куда проще пойти в бедные кварталы. Не говоря уже о том, что для того, чтобы похитить ребенка именно из нашего дома, нужно было для начала точно знать о существовании этого ребенка — но в долине его никто не видел. А чтобы подозвать, когда он окажется слишком близко к лазейке в изгороди — еще и специально следить за домом и найти эту брешь.

Кому и для чего мог понадобиться именно Ники? Да, пожалуй, сам он — ни для чего… а вот его игрушка нужна была многим. Если похититель действительно следил за домом, он мог видеть, как одна из нас входила или выходила через лазейку — и следить уже целенаправленно за ней.

Или — тут меня осенило — необязательно было даже наблюдать за домом! Достаточно было проследить за Заремой, когда она ускользнула из гарема ай-Джарифа. Ведь она-то сюда шла еще без “платья-невидимки”. И как бы ни кралась, как бы ни пряталась, внимательный наблюдатель мог ее заметить.

Пройти через лаз без кого-то из нас посторонний, конечно, не мог, даже видя его. Охранок там не меньше, чем на главном входе. Значит, хватило ума не соваться, а выжидать. Но как похититель узнал о лягушке и Ники? Впрочем, пожалуй, не так уж это и сложно. Правда, чтобы удостовериться, мне пришлось провести небольшой следственный эксперимент.

— Сулах, — попросила я и указала на то самое место в начале дорожки, на котором он убеждал меня не будить лихо, — встань-ка вот здесь. Я сейчас выйду за изгородь, а ты что-нибудь скажи вполголоса.

Не дожидаясь ответа, я скользнула в лазейку — туда, где изгородь шла чуть внахлест, оставляя узкий проем. Не зная об этой бреши, ее невозможно заметить снаружи… но и изнутри, если кто-то стоит у лаза по ту сторону, его не увидишь. А еще снаружи очень неудачно — или очень удачно, это смотря с какой стороны смотреть — оказалось несколько чахлых пальм. При желании среди них можно было затаиться так, чтобы не бросаться в глаза. А ведь я, когда шла сюда, была занята своими мыслями… не то чтобы совсем не смотрела по сторонам, но, зная, что меня окружающим не видно, и не озиралась, разглядывая каждую кочку.

— Дык что говорить-то, эрти? — голос садовника был слышен так, как будто тот стоял прямо рядом со мной. Я вздохнула. Что ж, следственный эксперимент удался. Если кто-то стоял снаружи, он слышал весь наш разговор с Сулахом и Мариам. И если этот кто-то знал о существовании