Анна между тем была сильно занята во Фландрии, никто лучше ее не знал и личной бесхарактерности Карла II Английского, и того влияния, которое имел на политику Англии Иаков, герцог Йоркский. Анна деятельно, неутомимо убеждала брата перейти на сторону Франции, отказаться от мира, подписанного другими державами. Арлингтон и остальные министры были почти подкуплены, а Карл, прельщенный громадной цифрой пожизненной субсидии, благодаря которой он мог стать совершенно независимым от парламента, почти соглашался уже передать в руки Людовика Голландию и весь протестантский северо-запад Европы.

Пока шли эти важные политические переговоры, Анна старалась хотя бы внешне наладить отношения с мужем. Из-за его военных подвигов она не только чувствовала к нему уважение, но даже несколько гордилась им. К удивлению, она встретила резкий отпор и сразу заметила, что при ее появлении в обществе принц Филипп тотчас удалялся.

Торжественно встретил короля Париж: все склонилось перед победителем. Королева Терезия, глубоко затаив свои сокровенные мысли, смотрела на Людовика, как на полубога, а временную остановку военных действий считала уже верным миром. Она ведь знала, что пущены в ход все средства, чтобы удержать короля от дальнейших завоеваний, а так как Людовик появился в Париже один, без герцогини Орлеанской и Лавальер, то испанско-австрийской политике Терезии путь был свободен. Королева решила не упускать удобного случая и, точно следуя советам набожной Скаррон, намеренно выдвинула вперед живую, впечатлительную Монтеспан! Увы! Терезия и не предчувствовала, что эта новая интрига послужит лишь к возвышению вдовы сочинителя фарсов и не принесет ей, королеве, ровно никакой пользы.

Да, Скаррон умела пользоваться обстоятельствами. И как хитро, как ловко направляла она всех и все к достижению своей личной цели, видно уже из того, что в первый же день по возвращении с поля военных действий король потребовал ее к себе. Мараметт провел ее в тот самый кабинет, где она была уже раз благодаря Мольеру. Людовик стоял у стола, перебирая ее письма. Гневно блеснул взгляд короля, как только он заметил Скаррон, стоявшую у порога.

— До сих пор вы доставляли нам наивернейшие известия, и если подтвердятся и новые ваши предположения, то, конечно, мы будем вам очень обязаны, но, — тут голос короля дрогнул, — я не могу преодолеть недоверия или просто отвращения, внушаемого мне вами, — лично вами!

— Я нахожу это чувство совершенно естественным, государь, я благодарю вас за откровенность!

— Вы что-то уж чересчур занимаетесь светской политикой, что вовсе нейдет такой строго набожной женщине, как вы!

Как согласовать эти противоречия?

— Государь, желание восстановить Царство Божие на земле можно также назвать политическим стремлением, высшей, небесной политикой.

— Оставьте парадоксы. В ваших доносах нет и следа этой божественной политики, а, став шпионом в придворном кружке моей супруги, вы губите тех, кто вам доверяет. Вы лицемер, святоша, настоящий тип мольеровского Тартюфа! Я не терплю подобных людей!

Вдова Скаррон вопросительно взглянула на короля:

— Что вам в моей личности, государь? Не все ли равно всемогущему властелину: лицемерит ли, обманывает ли такая тварь, как я, действует ли она по побуждениям чистой набожности или из ханжества? Или вашему величеству угодно заронить в мою душу мысль, что моя добродетель, мое честное имя вам дороги?

Легкая краска пробежала по лицу короля, он отвернулся и быстро сдвинул в сторону бумаги, лежавшие у него под рукой.

— Этот таинственный язык нейдет вам, — проговорил он наконец с досадой. — Чтобы относиться с доверием к чьим-либо услугам, мы должны уважать того, кто их нам оказывает, не сомневаться в чистоте его намерений… К вам же это неприменимо: вы лживое, пронырливое создание, скрывающее свои планы под личиной набожности!

— Вы не доверяете мне, государь, чувствуете ко мне отвращение, но разве это относится к делу, вредит ему? Я служу вам верно, вовремя извещаю о малейших движениях враждебного лагеря. Все мои прогнозы до сих пор оправдывались, а ведь в своевременном доносе вся суть наших отношений!.. Если же я обманываю вас, государь, — накажите меня! Да неужели вы верите, что все окружающие вас не имеют собственных личных целей? Неужели вы думаете, что королева Терезия, принцесса Анна, Кольбер, Тюренн — словом, все, все служат вам бескорыстно, с полнейшим самоотречением, без всякой задней мысли? Будь я только благоразумной женщиной, заботящейся лишь о своем личном благе, зачем мне было бы браться за опасное и унизительное дело подслушивания, подглядывания, выведывания для вашего величества? Милости ваши давали мне возможность безбедно доживать мои дни, так не лучше ли было мне, не мешаясь в дело, предоставить всему идти своим обыденным порядком? Если же ваши планы и требуют моих верноподданнических услуг, то ведь ни один луч вашей славы не коснется одинокой женщины, вся будущность которой — холодная могила!

Король беспокойно ходил взад и вперед по комнате, теребя рукав своего платья.

— Это самоотречение как-то не вяжется с тем пророчеством, которым вы удостоили нас в первый же день знакомства!

— А ваше величество еще не забыли о нем? Так я скажу вам, что или я глупая мечтательница, ради вас отдавшаяся всецело одной идее, или же пророчество это основано на воле Божьей. В последнем случае ни вы, ни я ничего не значим, а ваше недоверие, антипатия, отвращение ко мне послужат лишь вернейшим средством к его исполнению. Но, что бы ни случилось, я всегда и постоянно останусь вашей преданной, верной, всенижайшей слугой!

— Довольно! Мы слишком долго занимаемся вашей личностью! Перейдем к делу!

Скаррон улыбнулась:

— Я с вами вполне согласна, государь!

— Что вести ваши идут из покоев королевы — само собой разумеется. Но что вы передаете мне не пустые, сердечные пожелания королевы и ее свиты, а сообщаете о переходе этих желаний в действие, — подобный донос требует доказательств! Откуда вы узнали, что императорские войска ожидаются в Бургундии, а Карл Лотарингский замышляет измену? Должны быть письменные доказательства этих фактов, доступные вам или вашим докладчикам!

— Дайте мне ваше королевское слово, что вы воспользуетесь моим доносом, но не станете мстить никому и даже самым близким и дорогим вашему величеству лицам не скажете об этом ни слова?

— Само собой разумеется. Я не хочу останавливать источника ваших сведений, выдав вас или кого бы то ни было!

— Хорошо! Я узнала обо всем от маркизы де Монтеспан. По своей преданности вашему величеству эта женщина не выносит даже мысли о малейшей опасности для вас и представить себе не может, как это ваша собственная супруга строит козни, хочет затемнить вашу славу. Она сообщила мне, что получено письмо от Карла Лотарингского, извещающее королеву о союзе герцога с Австрией и Испанией. Как это письмо, так и копию с письма генерала иезуитов в Риме, маркиза собственными своими глазами видела в кабинете королевы. Из Рима извещали о скором появлении императорской армии!