— Черт бы тебя побрал! — кричит Мозер. — Моя чаша терпения переполнилась!

— Чаша? — переспрашивает Малыш, оглядываясь вокруг. — Если раздают выпивку, мне двойную порцию. А то член у меня совсем съежился.

— Заткнись, заткнись, заткнись! — ярится Мозер, делая шаг к Малышу и снимая автомат с предохранителя. — Открой только еще раз рот, Кройцфельдт, и это будет последним, что ты сделаешь в жизни.

Малыш подходит к Порте и встает рядом с ним.

— Эта чертова война становится все хуже и хуже, — обиженно говорит он. — Теперь уже и рот раскрыть нельзя. Скоро еще запретят справлять нужду!

Командир роты бросает на него убийственный взгляд.

— Пошли дальше, — решительно обращается он к Старику.

Теперь артогонь звучит оглушительно. Русские артиллерийские позиции явно вблизи. Над деревьями постоянно видны отсветы дульных вспышек.

Внезапно Порта поднимает руку, это сигнал «Стой!». Рота беззвучно опускается в снег.

Дульные вспышки разрывают темноту, от них светло, как днем. Всего в нескольких метрах от нас стреляет русское орудие большого калибра. Мы видим, как снуют артиллеристы, готовя его к очередному выстрелу.

— Mille diables, 380-миллиметровое! — шепчет Легионер. — На его заряжание уходит не меньше пятнадцати минут. Давайте нападем, когда у них все будет почти готово. Они будут смотреть на пушку. И умрут, ничего не почувствовав! Vive la mort!

От пушки доносится позвякивание и стук металла о металл. Раздается краткая, отрывистая команда, лебедка скрипит под тяжестью снаряда, поднимаемого к казенной части.

— Готовы? — шепчет Старик, вытаскивая из голенища боевой нож.

— Как голодный аист, собирающийся проглотить жирную лягушку, — отвечает Порта, опуская сошки ручного пулемета.

Мозер отводит назад руку и бросает гранату в гущу орудийного расчета. Падая, наводчик выстреливает из пушки. Стук наших автоматов и пулеметов тонет в грохоте выстрела, и мы бросаемся вперед.

Я спотыкаюсь о труп, быстро поднимаюсь на ноги и качусь по крутому склону. Колючие растения царапают лицо и руки.

Порта следует за мной по пятам. Падает, изгибаясь, как угорь, и выпускает очередь по нескольким фигурам, бегущим по гребню холма. Трассирующие пули словно бы сметают их.

Малыш несется вниз, как лавина, крепко прижимая к себе русского. Внизу они разъединяются и с рычанием поднимаются на ноги. У русского штык, но Малыш бьет его ногой в пах и разбивает ему камнем голову.

Мы бежим вперед со всех ног. Из траншеи по нам строчит пулемет. Отрывисто взрываются гранаты, взлетают ракеты. В мгновение ока мы захватываем пулеметную точку. Мы отчаянные люди. Пулеметчики закрывали нам путь к спасению.

Связист-фельдфебель ранен в горло, на меня хлещет его кровь. Он хрипло кричит и пытается залепить рану снегом. Поздно! Сонная артерия перебита. Двое эсэсовцев падают в сталинскую западню и оказываются пронзенными ржавыми штыками на ее дне. Крики их разносятся далеко. Забирать их с собой у нас нет времени. Тяжело дыша, мы подбегаем к нескольким кошарам, которые служат укрытием овчарам с их отарами.

Малыш бежит первым. Бросает гранату в открытую дверь и ложится. Граната взрывается с глухим грохотом.

— Слышишь что-нибудь? — спрашивает Порта.

— Ни малейшего шороха, — отвечает Малыш.

— Чем-то пахнет, — говорит с подозрительностью Порта.

— Это не наши друзья русские, — бормочет Малыш, пристально глядя на кошары. — Я бы услышал их дыхание!

Я поднимаю ракетницу и выпускаю ракету. Она медленно опускается, освещая кошары. По-прежнему ничего не видно.

К нам подползают Старик и командир роты.

— Какого черта ждете? — спрашивает Мозер. — Вперед, ленивые твари! Нельзя терять ни минуты!

Он хочет подняться, но Малыш удерживает его.

— Не спешите, а то расстанемся раньше, чем вам хотелось бы! По кошарам ходил черный кот.

— Какой еще черный кот? — спрашивает обер-лейтенант, плотнее прижимаясь к земле.

— Не знаю, — задумчиво отвечает Малыш, — но он был там.

Подбегают несколько солдат из заднего эшелона. Мы даже не знаем их фамилий. Три дня назад мы обнаружили их в дзоте полумертвыми от страха.

— Ложись! — предостерегающе кричит Старик. Не обращая на него внимания, они бегут со всех ног, видимо, обезумев от ужаса, и кричат:

— Таффарищ, таффарищ, nicht schissen![130]

Видимо, они принимают нас за русских. Высоко подняв руки, бегут прямо к кошарам.

— Пресвятая Казанская Богоматерь, — бормочет Порта. — Бегут так, что можно подумать, сибирский комиссар кусает их за заднее место!

— Стой! Ложись! — кричит им Мозер, жестикулируя обеими руками.

— Nicht schissen, nicht schissen, таффарищ!

Первый из них подбегает к кошаре и собирается пинком открыть дверь.

— Головы вниз! — кричит в ужасе Порта.

Извергается вулкан. Кошары исчезают, за первым взрывом следует целая серия.

От испуганных солдат ничего не осталось.

— Господи! — восклицает в изумлении Мозер. — Что это было?

— Подарок от Сталина, — блаженно улыбается Порта. — Эти герои-интенданты привели его в действие, открыв дверь!

— Черт возьми, вот это взрыв, — говорит Малыш довольным тоном. — Я был прав насчет того кота. Иван мастерски ставит сталинские подарки! Понять не могу, как можно в здравом уме входить в такое место. Это ж просто веселить Ивана.

— Ладно, пошли, — лаконично говорит Мозер, беря автомат наизготовку.

— Подождем еще минутку, герр обер-лейтенант, — говорит Порта. — Иван идет посмотреть, кто на сей раз получил сталинский подарок.

— Вот мы, ребята! — усмехается Малыш, открывая огонь из пулемета.

Группа русских с криками падает под градом пуль.

— Пошли! — кричит Порта, и мы бежим со всех ног по глубокому, рыхлому снегу.

Русские солдаты лежат, обливаясь кровью, среди деревьев. Один смотрит в удивлении на свой распоротый пулеметной очередью живот и негромко стонет.

Рота строится. Мозер приказывает рассчитаться по порядку номеров. Недостает четырнадцати человек. Нас осталось только семьдесят три. Больше трехсот лежат позади мертвыми.

Командир роты как будто падает духом. Задумчиво водит рукой по кобуре маузера.

Малыш сворачивает самокрутку из табачной трухи в кармане. Глубоко затягивается, долго держит дым во рту. Потом передает ее Порте. Всем из второго отделения хватает по затяжке. Артиллерия грохочет, снаряды со свистом летят к немецким позициям. Небо на западе представляет собой море пляшущего пламени. Кажется, что весь горизонт в огне.