которые он не может обуздать. Океан. Он разливается, топит нас обоих.

— Ник, — прижимает ладонь к моей шее там, где бьется жилка, — Давай поговорим. Ты не так поняла.

— А как? Твои слова имели какой-то другой смысл? Разве не ты меня… Во всех позах, — начинаю смеяться, потому что нервы сдают.

Ян впивается пальцами мне в плечи. Встряхивает, но, быстро осознав, что делает этим только хуже, крепко прижимает меня к своей груди.

Всхлипываю. Он слишком близко. Слишком родной.

— Я сказал ей назло. Ты не имеешь к этому отношения.

— В этом и проблема. — Чувствую скользящие по щекам слезы. — Ты вечно делаешь что-то кому-то назло. Твоя ненависть отравляет не только тебя самого, но и меня. Мне больно. Снова. Мне не нужны такие отношения. Я не хочу так…

— Ты меня бросаешь?

Ян сильнее стискивает мои плечи. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и начнет трясти как куклу.

— Ответь! — цедит зло.

Киваю. Мне так страшно. Страшно представить, что будет дальше, страшно видеть в его глазах разъедающий нас обоих огонь.

— Да? Уверена?

— Не знаю, я не знаю! Оставь меня. Пожалуйста. Я хочу побыть одна. Прости, но сегодня я точно не сделаю все, что ты скажешь, — всхлипываю.

Закрываю глаза. Не дышу.

Ян скользит кончиками пальцев по моим щекам. Чувствую, что касается кожи губами, и умираю.

Зачем он это все делает? Так только хуже. Только больнее.

— Ник…

У меня начинает звонить телефон. Это таксист. Отвечаю, что уже подхожу, и упираюсь Яну в грудь ладонью.

— Пропусти, иначе я закричу.

Он ухмыляется. Такая гадкая улыбка, как будто я что-то смешное говорю.

— Пусти.

Ян делает шаг назад, но его руки до сих пор на моих плечах. Он нехотя отрывает ладони и сует их в карманы брюк.

— Завтра поговорим? — обжигает мой затылок дыханием.

Киваю и срываюсь к машине.

— Я буду ждать тебя на нашем месте. Завтра! В семь вечера, — кричит мне в спину.

Ноги не слушаются, я бегу, спотыкаюсь, еле-еле удерживая равновесие. В машине чувствую на себе его взгляд, но не поворачиваюсь. Не смотрю.

Дома долго стою под горячей водой и прислушиваюсь к своим чувствам.

Я люблю его. Сильно, безоговорочно, почти жертвенно. Но некоторые его поступки далеки от нормальных. От тех, которые совершает любящий человек.

Он сказал все это сгоряча сегодня. Потом еще через неделю скажет. Со злости, от ненависти, не важно. Я должна буду постоянно прощать?

— Ника! — мама стучит ко мне уже ночью.

— Я не хочу ни с кем разговаривать. Уходи.

Забираюсь под одеяло, а утром, как только просыпаюсь, иду к Вячеславу в кабинет.

Глава 36

Ян

Прикладываюсь к бутылке. В квартире дикий срач. Нужно было куда-то выплеснуть всю негативную энергию, что скопилась за этот вечер. Поэтому минус телик, полки с книгами и стулья.

Я понятия не имею, как так вышло.

Зачем я вообще открывал рот касательно Ники?

Был зол, сказал лишнего. Хотел задеть Ладку. В последнее время меня от нее воротит в разы сильнее. Новость о выблядке окончательно крышу снесла. Знаю, что потерял контроль.

Я не должен был этого говорить, а Ника не должна была слышать.

Я же так не думаю. Какого черта она вообще пошла нас искать? Что за недоверие? Это все из-за того признания?

Она сказала, что любит, а я промолчал.

Не потому, что не люблю. Я, блядь, помешан на ней так сильно, что начинаю терять себя. Разве ей этого мало? Обязательно нужны какие-то глупые признания? Я на все что угодно ради нее готов, разве этого недостаточно?

Почему нужно превращать все в какой-то глупый театр? Нам хорошо вместе. Я с ума по ней схожу. Почему ей этого мало?

Люди слишком преувеличивают силу слов о любви. Слишком…

Разве мое признание накинуло бы мне очков сегодня?

Не думаю. Это просто слова. Все это — просто слова.

Не вовремя. Все это не вовремя.

Звоню ей. Она не отвечает. Сначала просто сбрасывала, теперь вообще телефон вырубила. Обхватываю голову ладонями, совершая несколько раскачивающихся движений, сидя на кресле. Кроет.

Допиваю остатки пойла, что плещется на дне бутылки. За окном начинает светать.

Как только Ника уехала с банкета, у меня окончательно планку сорвало. В какой-то момент я на полном серьезе хотел свернуть этой суке Ладе шею, потому что это она во всем виновата.

Точно она?

Сознание ехидничает. Сам над собой ржу. Конечно она… Кто же еще?

Разве Янис Гирш может быть хоть в чем-то виновен?

Нет. Он просто мудак!

Нужно сейчас же поехать к Нике и все объяснить. Именно сейчас.

Резко поднимаюсь на ноги. Башка деревянная. Пространство плывет. Комната сужается и расширяется скачками. Упираюсь ладонью в оконное стекло. Выдыхаю через рот. Стекло запотевает, картинка перед глазами становится мутной.

Хватаю ключи и выхожу из квартиры. Пока запираю дверь, слышу голос. Он повсюду.

Люблю. Люблю. Люблю.

Я тебя люблю.

Люблю.

Ее слова на повторе. Снова и снова. Меня уже трясет от количества, но мой мозг крутит их на репите.

А еще глаза. Я четко вижу ее глаза. Открытый взгляд. Искренний, как и признания.

Кулак в кровь. Наношу точечные удары о стену, потому что не знаю, что делать. Что делают в таких ситуациях?

Снова говорят?

Убеждают друг друга, что все не так плохо?

А если все действительно хреново? Тогда что?

Сползаю к полу и достаю из кармана куртки пачку сыграет. Прикуриваю. В подъезде сразу же срабатывает пожарная сигнализация.

Делаю пару затяжек, от которых становится тошно.

Только не от них меня воротит. Не от дыма, что застревает в легких, нет. От себя самого.

Я точно моральный урод, который готов пожертвовать той, которую люблю, ради мести…

* * *

Просыпаюсь в половине шестого вечера. Во сколько лег, понятия не имею, но не раньше обеда, кажется.

К Нике не поехал, потому что зассал. Банально и уже не в первый раз.

На телефоне десяток пропущенных. От отца и с работы. Завтра у нас презентация проекта. По-хорошему, эту ночь я должен был работать…

Вырубаю телефон и иду в душ.

К семи мне нужно быть у парка недалеко от Никиного универа. Так вышло, что чаще всего мы встречаемся именно там, я ее оттуда забирал после учебы или привозил туда утром. Мы там сотни раз гуляли, наматывая