Их крах оказался крахом во всем: и в профессиональном военном мышлении, и в античеловеческой морали, которую они приняли на вооружение вместо человеческой. Поэтому их и смогли победить всякие жуковы, вовсе ничего не понимавшие даже в тактике. Приходится даже благодарить последних за то, что не состоялись вселенские Освенцим и Бухенвальд.

Зато почти на полвека ГУЛАГ надвинулся на Европу – и чего стоило это и Европе, и России! Да и спрашивать ли за это только с создателей и фунционеров ГУЛАГа или и с тех, кто сделал его возможным – не только с инициаторов Первой и Второй Мировых войн, но и с тех, кто не смог или не сумел противостоять им?

Границы же современной Германии – тоже чистейший продукт деятельности этих двух генераций германских генштабистов, причем не столь плачевный, как могло бы оказаться.

Накануне же Первой Мировой войны план Шлиффена оказался зловещей иллюзией, внушившей германским политикам совершенно неоправданный оптимизм: при таком выборе противников Первая Мировая война, раз начавшись, могла принести только крушение Германской империи. А Вторая должна была стать лишь повторением Первой.

Мало того: накануне Первой Мировой войны план Шлиффена играл страшную провокаторскую роль: фактор времени, игравший, как полагали немцы, решающее значение для его успеха, заставлял их с повышенной нервозностью воспринимать возникновение любой угрозы, исходящей от России. Ведь замедли немцы в приведении этого плана в исполнение – и он сразу рушится: от изящного плана избежания одновременных военных действий на Западе и на Востоке (в стиле шахматных этюдов) не остается ровно ничего.

Таким образом Шлиффен навязал Вильгельму и всем прочим восприемникам своей «гениальной идеи» тот пресловутый стиль поведения, что присущ ковбоям в голливудских вестернах: кто первым выхватывает револьвер, тот и побеждает!..

Можно ли при этом еще и успеть задуматься: а стоит ли вообще воевать?

Этого не поняли вовремя немцы, но это было понятно кое-кому другим.

Сергей Васильевич Зубатов[485]родился 26 марта (7 апреля) 1864 года в Москве в мещанской семье. Его отец служил младшим инспектором в одной из московских гимназий. Сергей Зубатов принадлежал к поколению интеллигенции, которое по молодости лет не успело приобщиться к деятельности народовольцев, но восторженно и восхищенно восприняло весть о цареубийстве.

В Москве в этом поколении верховодили отпрыски богатых еврейских семей: М.Р.Гоц (внук миллионера чаеторговца В.Высоцкого), бывший на два года моложе Зубатова, О.С.Минор (сын раввина – известного еврейского писателя), М.И.Фондаминский и др. В этой компании Зубатов не затерялся; более того, между ним и Михаилом Гоцем развернулось острое соперничество за лидерство в кружке, собиравшимся на квартире Зубатова. Зато отец Зубатова был возмущен общением сына с евреями, и в 1882 году забрал его из гимназии.

Сергей нашел занятие помощника библиотекаря в частном собрании отставного армейского полковника. Руководила библиотекой дочь последнего (Зубатов впоследствии женился на ней). Кроме обычных книг, в библиотеку входило значительное собрание, постоянно пополняемое, запрещенной литературы. Библиотека эта, бесспорно, была заметным центром распространения революционных идей в Москве, и, согласно неизбежным традициям, участникам подобной кружковой деятельности предстояло непосредственно познакомиться с соответствующими компетентными учреждениями.

Сам Зубатов относил начало собственного знакомства с Московским Охранным отделением к июню 1886 года, когда был приглашен «на чашку чая» начальником Охранного отделения ротмистром Н.С.Бердяевым – одним из виднейших жандармов, разгромивших «Исполнительный Комитет Народной Воли». В процессе дружественной беседы Бердяев нарисовал перед собеседником картины его мрачного будущего, которое должно начаться с высылки из Москвы, и вполне благосклонно принял сообщение о том, что вся нелегальная сторона деятельности библиотеки протекала якобы за спиной ничего не подозревавшего Зубатова[486].

С этого момента последний, якобы возмущенный коварством своих друзей, вступает на путь борьбы с революцией.

Щепетильный Зубатов был возмущен воспоминаниями М.Р.Гоца, опубликованными после смерти последнего в 1906 году: Гоц обвинял Зубатова в своем аресте в октябре 1886 года[487]. Зубатов же утверждал, что кого-кого, а своего друга-соперника он никак не мог предать[488]. Неизвестно, так ли это; зато известно, что в течение ряда лет Зубатов был мелким и совершенно бесчестным провокатором. Современники утверждали, что он сам навязывал молодым людям нелегальную литературу, которую затем у них находили при обыске[489].

Хотя накануне ареста Гоц даже организовал подпольную типографию, но все это пока была довольно мелкая возня. В итоге, однако, Гоца и его товарищей, так и не успевших осуществить ничего серьезного, сослали в места отдаленные. Гораздо хуже завершилось дело петербургских заговорщиков, подготовивших несостоявшееся цареубийство 1 марта 1887 года – там было пятеро повешенных и десяток осужденных на каторгу; мы об этом уже рассказали[490].

Но судьба жестоко обошлась и с Гоцем и его соратниками. Весной 1889 года все они оказались в Якутске. Возмущенные произволом местной администрации, тридцать три политических ссыльных подняли... вооруженное восстание! Шестеро из них было убито, трое повешены по суду, а большинство остальных загремело на каторгу. К политической жизни позже вернулись только трое – Минор, Михаил Гоц и его жена Вера, сопровождавшая мужа почти во всех его мытарствах.

Когда Гоц, в конце концов, выбрался в 1900 году в эмиграцию, он уже был тяжелым физическим инвалидом.

Из любителя-провокатора Зубатов превратился сначала в полупрофессионала (т.е. стал платным тайным сотрудником), а затем и в профессионала – когда уже вся Москва знала о его провокаторской деятельности. С начала 1889 года Зубатов был зачислен в штат Департамента полиции; только тогда, кстати, официально было закрыто дело по обвинению его в революционной пропаганде (!).