— У меня сегодня куча дел, — произнес он, придвигаясь ближе. — Я отвезу тебя к брату, подождешь меня там, хорошо?

— Ты узнал, с кем была тогда Маша? — захотелось перевести тему мне.

— Да, — он небрежно кивнул. — Вообще-то, я давал себе обещание не посвящать тебя.

— С чего это?

— Боюсь излишнего рвения с твоей стороны.

— Говори уже.

— Андрей Панов. Сорок лет, разведен. Руководитель департамента управления имуществом.

Его губы скривились в нервной ухмылке.

— Ого, — присвистнула я, — важная шишка. Как мне к нему подступиться?

— Тебе? — удивился он.

— Мне не хочется, чтобы ты и дальше рисковал ради меня.

— Мы вчера встречались с Донских. — Тимофеев напряженно выдохнул. Но ни один мускул не дернулся на его лице. — Обменялись информацией, поделились мнениями.

— И что решили? — чувствуя, что опять краснею, спросила я.

— Сергей приезжал вчера к Панову в офис, в администрацию, побеседовать. У того имеется алиби на день убийства, он уехал в командировку еще в обед, вернулся лишь через три дня.

— И что нам теперь делать? — растерянно выдавила я.

Мои личные дедуктивные измышления вдруг зашли в тупик. Мозг требовал перезагрузки. Пальцы теребили бейсболку Тимофеева, отчаянно пытаясь придумать план действий.

Необходимы новые зацепки и тщательный анализ имеющихся улик. Если честно, с моими куриными мозгами, надежды оставалось возлагать только на своих помощников. Признаваться в этом ужасно не хотелось даже себе самой, но с этими любовями, вдруг захватившими мой рассудок, я сама не заметила, как задвинула дело брата подальше.

— Донских установил жучок в его кабинете, — произнес Тимофеев без особой радости. — Весь вчерашний вечер мы его прослушивали.

— Узнали что-нибудь? — с надеждой спросила я.

— После разговора он звонил кому-то, мы предполагаем, Усику или своим подручным. — Лёша забрал кепку и покрутил ее в руках. — Выразил обеспокоенность тем, что под него копают.

Меня начинало лихорадить, руки вспотели, живот от страха сжался в комок.

— Мне кажется, если он и не замешан, то должен знать убийцу. Эта Маша явно кому-то мешала.

— Потом он сделал еще один звонок, — продолжил Тимофеев, водрузив кепку на макушку. — Начальнику МВД по области… В общем, Донских отстранили, начинают прессовать внутренними проверками, дело передали другому следователю.

— Это очень плохо? — обеспокоенно спросила я, пытаясь разглядеть ответ в его глазах.

Он опустил глаза и замолчал на некоторое время.

— По личной просьбе Панова в короткие сроки должно быть предъявлено обвинение твоему брату.

Из моей груди вырвался стон отчаяния.

— Я сама пойду к этому Панову! — Меня душила ярость. — Или к Усику! Пока не вытрясу из них правду, не успокоюсь.

— А умные мысли хоть иногда тебе приходят в голову? — сердито пробурчал Тимофеев, оглядываясь по сторонам, и смачно выругался шепотом.

— Значит, скажи мне, что сделать, — спросила я, сгорбив плечи от казавшейся непроходимой безысходности. — Куда бежать? Кого и о чем спрашивать, чтобы восстановить справедливость?

— Я сам это решу. — Он положил свою руку на мое плечо и посмотрел в глаза, придавая взгляду совершенно серьезный вид. — Ты больше в этом деле не участвуешь. Поняла?

— Ты так решил? — Я покачала головой в знак несогласия.

— Да, — твердо, как отрезал, сказал Тимофеев. — Для твоей же безопасности.

Я нервно хихикнула, вцепившись в скамейку побелевшими пальцами. Меня отрезать от расследования? Уж сколько мне положено наломать дров, я наломаю, и несмотря ни на чьи запреты.

— Это смешно. — Я обиженно сложила руки на груди. — Тебе придется приковать меня цепями, только тогда я не двинусь с места.

— Даже если тебя придется связать, чтобы ты не совершала глупостей, я это сделаю, — пообещал он.

И что-то подсказывало, что это не было просто угрозой. Его зрачки угрожающе сузились.

Я перевела взгляд на его шею, на шрамы, видневшиеся из-под спортивной кофты и, несомненно, придававшие ему мужественности. Не хотелось, чтобы он вновь подвергал себя опасности, особенно из-за такой сумасбродной и ненадежной особы, как я.

— Со мной ничего не будет, — я погладила его по колючей щеке и нежно прикоснулась к губам, — лучше подумай о себе. Ты же рискуешь остаться без агентства. Эти люди обладают почти безграничной властью в нашем городе.

— Я своё дело знаю, — упрямо заявил он. — Только пообещай мне, что не полезешь на рожон.

Я подняла руку и поправила взъерошенные волосы.

— Я не буду сидеть сложа руки.

— Ты что, не можешь мне просто довериться?! — Тимофеев казался взбешенным моей неуступчивостью.

— Скажи тогда, что собираешься предпринять? Прослушивать их днями и ночами в ожидании чего-то интересного? Донских теперь тоже нельзя светиться, чтобы не потерять работу. Я не знаю, что делать, но не могу просто ждать.

— Именно так люди и попадают в неприятности. — Тимофеев недовольно фыркнул. — Ты же носишься по городу, как ужаленная!

— Я?

— Нужно иметь трезвую голову, иначе непременно наломаешь дров. Отправляйся-ка к брату в больницу и жди звонка.

— Ни за что! — всплеснула руками я.

Он уронил голову на ладони.

— Как с тобой тяжело!

Я решила сменить тактику и смягчила тон.

— У тебя есть какие-то идеи? Поделись со мной, ну, пожалуйста! Я должна знать хоть что-то, чтобы спокойно ожидать новостей.

Тимофеев посмотрел на меня устало, как на назойливую муху, и пожал плечами.

— Панов опасается какой-то женщины, приказал не трогать её, пока не узнает, где она хранит документы.

— Про кого это он? — оживилась я. — А если про девушку Усика? Скажем, из ревности она прирезала Машу. Как ее?

— Стелла.

— Очень возможно, что это она. У нее есть какие-то документы, возможно, ими она шантажирует Панова.

— Не знаю, — процедил он сквозь зубы. — Зря я тебе всё рассказал.

— Наверняка она убийца и шантажистка. — Мне нравилось строить догадки, прикидывать, размышлять. — А если не она, то кто?

— Попытки шантажировать людей его круга ничем хорошим обычно не заканчиваются. Меня больше интересует, как ваша семья оказалась вовлеченной в эту историю.

Я прикусила губу и замолчала, терзаясь сомнениями, но все же приняла решение рассказать про вчерашних незваных гостей. Заодно и облегчить душу. Я догадывалась, что теперь Тимофеев станет переживать за меня еще сильнее.