Мне тоже было невыносимо больно видеть его страдания, я сдерживалась изо всех сил, чтобы не вскочить с носилок и не броситься к нему со словами покаяния: «Прости, любимый, я всего лишь притворялась!»

Но надо было выдержать. Я знала, что в стиральной машине его ждет конверт с объяснением, а меня уже через полчаса ждала уютная палата со всеми удобствами, стенка к стенке с котом. Да-а, вот он праздник, вот она жизнь! Холодильник оказался набит полезными диетическими продуктами, на стенке висело меню сегодняшнего дня, а по телевизору показывали диснеевскую «Белоснежку». Я, не раздеваясь, завалилась на приятно прогнувшуюся кровать, не глядя взяла с полки стихи Агнии Барто и приготовилась наслаждаться ничегонеделанием…

Наутро я проснулась, когда захотела, изумительно выспавшись на новом месте, завтрак был доставлен мрачным санитаром по первому же звонку. Единственное, чего оставалось ждать, так это когда Алекс прочтет мое письмо, поймет, что я не напрасно подвергла его такому стрессу, и захочет присоединиться к нам с Пусиком в этом бесплатном санатории.

Котик же, вообще, вел активный образ жизни, принимал своих приятелей, особенно гномов и хоббитов, трепался с ними о благоденствии здешних условий, гонял взад-вперед санитаров и сибаритствовал вовсю! А в результате в течение двух дней, прознав о новой халяве, к нам переместилась половина Базы. Умники и умницы падали в обморок в коридорах, профессионально изображали конвульсии и, притворяясь, что никого не узнают, быстренько доставлялись сюда, в свободные палаты.

Но в больнице всем нам только поначалу было так хорошо, как расхваливал агент 013. Я лично поняла это, когда ко мне применили индивидуальные методы лечения, уже на второй день потащив на мокрые обертывания. Эту процедуру я перенесла терпимо, но все время чувствовала себя бравым солдатом Швейком перед войной, которого таким образом лечили от симулянтства. Однако и мерзнуть вот так каждый день мне тоже не улыбалось…

— Как ты избегаешь лечения? — подступила я к коту, ежась от холода.

— Мне дают пить психотропные средства, но я закапываю их в горшок с фиалкой, — спокойно сказал кот.

— Везет тебе, — позавидовала я. — А из меня делают Снегурочку…

— Не застудись, тебе еще рожать.

Угу. Вот только теперь я обратила внимание на то, что не все здесь сахарно и у отдыха в психушке имеются побочные эффекты. Пациенты, которые находились тут уже давно, закатывали глаза, вытягивали губы трубочкой, высовывали язык, как потеющие собаки, ходили мелкими шажками, как гейши в парадных японских кимоно, не могли усидеть на одном месте или, наоборот, находились в постоянном ступоре. Я начинала понимать хоббитов, которые тоже в свое время проходили здесь лечение от «мордорского синдрома». Конечно, это напрочь убило у них всяческие воспоминания, но зато они и возвращались сюда сейчас охотно и добровольно. Неужели и меня ждет нечто подобное…

Вечером нас усадили перед телевизором в фойе. Больным разрешали смотреть только уже приевшуюся «Белоснежку». Все наши делано впялились в экран…

— Нас хотят начать лечить электрошоком, мокрыми обертываниями и строгой диетой! Кончилась халява, — прошептал вернувшийся с разведки Боббер, он как никто умел подслушивать под дверями.

— Пора отсюда сматываться, — решительно кивнул Профессор. — Свяжусь-ка я с Алексом.

И он полез за телефоном, который тайно пронес с собой в тряпочном медвежонке. Но позвонить не успел, к нам подошла медсестра с двумя санитарами:

— Пациент Сафина? У вас сеанс электрошока.

— Э-э… мм… я не хочу. Я еще «Белоснежку» в десятый раз не досмотрела.

— Санитары, берите ее.

— Стойте, нет! Отпустите меня! Я притворялась, я нормальная!

— У нас все так говорят.

Я умоляюще посмотрела на кота. И кажется, он мне подмигнул. Если это не был тик от лекарств, которые ему теперь подкладывали в еду, когда врач прознал про тайну его горшка с фиалкой. Еще бы не прознать, когда фиалка на третий день разрослась как плющ и пахла бананами!

Меня притащили в какую-то комнату со страшным агрегатом и кроватью-каталкой. Ко мне обернулся главврач со шприцем в руках и сияющей улыбкой на лице:

— Так, включить электроконвульсатор.

— Чего? Нет! Мне уже страшно! Отпустите, садисты, я хочу домой! — кричала я, пока меня укладывали, привязывали, делали укол и подключали какие-то электроды.

После первого же легкого разряда мне так тряхануло мозги, что я полностью уверилась, что я псих. А психам уже ничего не страшно…

— Мм… это даже приятно, я сумасшедшая! Это здорово! Я могу летать!

— Так, эффект уже виден. Увеличьте-ка напряжение, сестра. А после мы попробуем еще инсулиновую кому. Думаю, двадцать — тридцать коматозных состояний будет достаточно.

Но медсестра не успела пропустить через меня второй разряд тока. Потому что в этот момент дверь с грохотом слетела с петель. В дверях стояли смутно знакомый мужчина, которого я бы назвала красивым, карапузы с гранатометами наперевес, а впереди всех толстый кот, который, похоже, и руководил всей операцией.

Медсестра с визгом бросилась под кушетку, врач получил в челюсть от красивого парня и упал на железную коробку у стены, добрый котик отсоединил от меня электроды, а маленькие человечки впряглись в кровать-каталку и куда-то быстро меня покатили.

— Кто вы? Зачем вы меня тащите? Я же могу просто полететь с вами на юг!

— У нее ретроградная амнезия, типичное последствие электросудорожной терапии.

— Я вас всех люблю! Только никого не знаю…

— Да, милочка, зато мы тебя знаем.

— А вы не хотите пригласить меня на свидание? — Я обратилась к мужчине с грустным и озабоченным лицом. Его серые глаза наполнились еще большим страданием, он быстро посмотрел на меня, но не сказал ни слова. Неужели я так плохо выгляжу? Обидно. И полетать не дали. Я поджала губы, отвернулась и уснула.

…Очнулась уже только на следующее утро в своей постели, в родной комнатке на Базе, память постепенно возвращалась ко мне. Оказывается, агент 013 успел вызвать Алекса и пообещал заплатить хоббитам, чтобы они помогли меня выкрасть. После Бильбо за ними установилась слава профессиональных взломщиков, ребятки знали все ходы-выходы в этой больнице, поскольку уже проходили там лечение. Брандакрыс продемонстрировал мне перевязанную ногу, намекая, что пострадал вчера, вызволяя меня из психушки. Судя по стойко кислому запаху от бинтов, он пользовался ими уже лет десять, обманывая всех, кто находился на расстоянии шага. Сейчас его намеки сформировались в отчетливую таксу: три коржика — и он слиняет навеки…

— Почему ты не пришел за мной раньше? — Я обняла вошедшего с горячим чаем Алекса. — Я же оставила тебе письмо в стиральной машине.

— Туда я догадался бы заглянуть в самую последнюю очередь, — сочувственно покачал головой мой муж.