Когда ее дыхание замедляется, я беру губку и осторожно намыливаю ее тело. Соски Виктории снова твердеют, превращаясь в острые пики. Ничего не могу с собой поделать – сжимаю их между пальцами и массирую.

Она стонет.

– Еще…

Я тяну и кручу, а когда ее ноги начинают сжиматься, я двигаюсь дальше вниз, но замираю. Не знаю почему, но легкий испуг покалывает кончики моих пальцев, когда я хочу ощупать ее живот, ее шрамы. Шрамы, которые она прятала, чтобы защитить слова, важные для всех нас.

– Кэптен, – шепчет она, – каждая частичка меня принадлежит тебе.

Мое сердце выбивает сумасшедшую дробь, когда она кладет свои руки на мои и ведет ими по своему животу. Эти шрамы не разгладить, но я даю обещание:

Я буду чувствовать каждый удар, нанесенный ей вольно или невольно.

Я приму на себя ее боль.

Я успокою ту боль, которую она перенесла.

Поворачиваю ее, наклоняюсь и покусываю ее ягодицы, массирую бедра и икры.

Вода смывает с нас всю грязь сегодняшнего дня – я имею в виду ту грязь, которая осела в наших душах.

Виктория приподнимается на цыпочки, обнимает меня за шею и прижимается ко мне, а я в первый гребаный раз за последнее время чувствую, как гвозди, вонзившиеся в меня, исчезают, будто их не было.

Я был на грани, когда узнал, что у меня есть дочь, я чуть с ума не сошел, когда не мог ее найти, а когда я нашел ее, то был вынужден оставить Зо-Зо у Марии, потому что не мог вернуть ее домой, пока не сделал все, чтобы она была в достаточной безопасности.

В глубине души я знал, что в какой-то момент мне придется встретиться с Мэллори лицом к лицу, и мне даже хотелось этого – чуть-чуть, хотя я пылал яростью из-за того, что она сделала. Теперь я понимаю, что она ни хрена не заслуживала – ни моего гнева, ни тем более любви.

Да, Мэллори пустышка, она приняла решение, которое я никогда не пойму, но это было ее решение, и я бы не смог что-либо изменить. Некоторые люди не созданы для того, чтобы быть родителями, или, может быть, они не готовы – пока не готовы, и их время придет позже.

Однако есть нечто выше, чем просто родительские чувства, – есть любовь. Я не верил в это раньше, но теперь знаю точно. Я был бы счастлив никогда больше не видеть Коннора Перкинса. Я думал, что он мне никто. Муж моей матери из-за рака не смог подарить ей детей – и мать родила меня от Перкинса. В принципе, с его стороны это был бескорыстный поступок, но мне было неприятно осознавать, что все сложилось именно так. Но с другой стороны, у меня была моя семья, были цель и место в жизни, и Перкинс, надо признать, позволил сохранить все это, когда мир вокруг был уродлив.

А сегодня он появился с тревогой о Виктории, он готов был помочь, и когда я позвонил ему, он бросил трубку и побежал спасать Зоуи.

И он защитил меня, в прямом смысле – отдал за меня свою жизнь. Разве это не любовь?

Зоуи пришла в этот мир, потому что ее мать позволила это. Не хотела – но позволила, а ведь могла не поддаться на уговоры Виктории, и поэтому я благодарен своей бывшей девушке, сколь бы ни была уродлива ее душа. Будет ли моя дочь задаваться вопросом, когда вырастет, почему мать оставила ее? Предполагаю, что будет, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы она никогда не страдала из-за этого. Я люблю ее бесконечно, буду любить всегда, и я не сомневаюсь, что Виктория так же будет любить ее – всегда.

Я наблюдал за ними вместе и эгоистично отметал то, чему был свидетелем, но теперь все встало на свои места.

Наши с братьями матери были убиты, когда мы только-только начинали свою жизнь, но все, что нам было нужно, все, в чем нуждаются дети, мы получили от мисс Мейбл. Но Зоуи повезло еще больше: любовь и утешение она получила еще до своего рождения, и от кого – от девушки, которая хотела стать Брейшо, но для этого ей пришлось пройти ужасные испытания. Дерзкая, мятежная блондинка, которую я, возможно, пропустил бы, если бы она сама не встала передо мной; но в ту секунду, когда она это сделала, что-то во мне и правда шевельнулось.

Виктория любит ее, как дочь, а Зо-Зо, надеюсь, будет доверять ей, когда не сможет доверять мне; и я не сомневаюсь, что моя маленькая девочка будет ругаться с Викторией, когда не сможет добиться своего, но это естественно, и Виктория знает, как решать такие проблемы.

Вместе мы будем защищать Зоуи, научим ее быть сильной и независимой, и мы поможем ей стать, кем ей суждено стать, хотя, конечно, это будет ее выбор.

Виктория смотрит на меня снизу вверх, карие глаза такие мягкие и открытые. Моя рука погружается в ее мокрые волосы. Я отвожу ее голову назад, и губы Виктории приоткрываются. Большим пальцем обвожу их, и она закрывает глаза.

– Твои губы, – шепчу, наклоняясь. – Я мечтал о них, представлял, как они встречаются с моими…

Ее рука поднимается, чтобы схватить меня за запястье, глаза дикие.

– Что же тебе мешает?..

Мой член снова наливается горячим желанием, а она еще больше запрокидывает голову. Она готова…

Моя…

Пульс окончательно выходит из-под контроля, предвкушение пробегает по моему позвоночнику радостной дрожью. И вот наконец мои губы прижимаются к ее губам.

Виктория вздыхает, кажется, что ее легкие расширяются, вбирая все больше и больше воздуха, когда я смыкаю свой рот вокруг ее. Затем ее спина ударяется о стенку кабины, и мой язык ныряет внутрь, а ее язык извивается, сплетаясь с моим.

Она обхватывает мои ноги своими, я поднимаю ее, поддерживая под ягодицы, и прижимаю к себе; она ахает.

Нет, не здесь…

Вылетаю из душа и несу ее на кровать. Мы падаем на шелковое покрывало, ее ноги сомкнуты вокруг меня, а руки скользят мне в волосы у основания шеи.

Виктория приподнимается и целует меня, ее бедра сжимаются, и я толкаю свой член внутрь.

Он погружается в упругий жар, и я кричу:

– Черт возьми, детка…

Толкаюсь снова и снова, стараясь не спешить. Ее голова откидывается назад, и я пользуюсь этим – мой рот прокладывает дорожку поцелуев по ее шее. С каждым моим поцелуем ее спина выгибается сильнее, вгоняя меня глубже, а я, пробежавшись губами от ключицы до соска, втягиваю ее сосок.

– О-о-о… – хрипит она,