Прибегнув к одному из секретных сигналов, известных в преступном мире, Хокхерст без особых затруднений вошел в ворота тюрьмы.

Тюремщик, который его впустил, принял его за грабителя с большой дороги, готового щедро расплатиться за ночлег. Он рассудил, что пусть уж лучше денежки попадут в его карман, чем в карман к мировому судьбе, куда они непременно перекочуют, если этот бродяга будет арестован.

От зловония внутри Флита Хокхерст едва не задохнулся, пока ему не удалось хоть отчасти притерпеться к оному. Стены были влажны от сырости; двор слабо освещали фонари, заправленные отвратительным чадящим салом.

Хок звякнул двумя монетами в кармане, чтобы привлечь внимание тюремщика. Войдя в первый темный переход, Хокхерст схватил того за горло, прежде чем бедняга сообразил, что произошло; а тут еще стражник ощутил прикосновение чего-то твердого к своей ноге, пониже колена.

— Пистолет под колено, — шепотом сообщил Хокхерст, — самое милое дело. Я спускаю курок, пуля проходит вдоль всего бедра и по пути разносит кость вдребезги, а потом, если парень все еще мне дерзит, можно и другой ногой заняться.

Его рука ощутила, как с трудом проглотил слюну перепуганный служитель закона, и Шейн улыбнулся во тьме: он знал, что страх перед обещанным не замедлит сказаться.

— Веди меня к ирландским пленникам, которые попали сюда на прошлой неделе.

Молча, без всяких протестов, тюремщик проводил Шейна туда, куда требовалось, вытащил ключи и открыл камеру. Все сошло гладко, если не считать того, что освобожденные были ирландцами и, следовательно, ни в одном деле не могли обойтись без свары. Первый же узник, покинувший камеру, увидел, что тюремщик лишен возможности употребить власть, и не замедлил этим воспользоваться.

Окинув беспомощного стража презрительным взглядом, ирландец прошипел:

— У, куча навозная, да сгноит Отец наш небесный твои поганые гляделки!

Поскольку он загораживал выход для своих собратьев, тот из них, что шел следом за ним, возмутился:

— Пропади ты пропадом, Шон Мак-Гайр, заткни свою вонючую пасть и шевели задницей!

— Сам ты задница! — последовал задиристый ответ.

— Чума вас порази, олухи, нас всех тут похватают, если мы не унесем отсюда, к дьяволу, ноги! — распетушился третий.

Последний из освобожденных узников был ростом невысок, но жилист, как гончий пес. На лице у него была написана неприкрытая злоба.

Проходя мимо тюремщика, он резко двинул того ногой в пах. Раздался душераздирающий вопль, который эхом раскатился в сводчатых переходах и привлек внимание других стражей; дело сразу приняло дурной оборот.

Хокхерст направил на драчливого коротышку пистолет и приказал ему поторапливаться. Тот плюнул спасителю под ноги и разразился проклятием:

— Чтоб у тебя клешня отсохла!

Хокхерст с трудом подавил в себе желание вышибить из него дух рукояткой пистолета; пришлось удовольствоваться злобным пинком под зад, пославшим забияку вслед за его соплеменниками. Затем Хок основательно стукнул тюремщика рукояткой в висок и уложил бесчувственную жертву на сырой каменный пол перехода. Он успел еще увидеть, как последний из беглецов миновал массивную дверь Флита, — и в этот момент два стражника, подойдя к нему с боков, схватили его за плечи и восторженно завопили:

— Мы изловили проклятого Черного Призрака!

Сабби промыла распухшие глаза и попыталась собраться с мыслями: нужно было обдумать, что делать дальше. Она знала, что ей следует покинуть Лондон — на тот случай, если королева решила как-то еще ее наказать.

Скоро она поняла, что ей некуда податься, кроме как в Блэкмур. Она начала сборы незамедлительно. Прежде всего она уложила в сундук опасные уолсингэмовские папки. Скоро, очень скоро она свершит свою месть Шейну Хокхерст-О'Нилу. Когда он явится в Блэкмур, чтобы подсунуть жене бумаги, необходимые для развода, незадачливый супруг обнаружит, что женат на своей метрессе, и нелепость положения сама по себе окажется для него достаточно болезненным ударом. А уж она покуражится над ним всласть, настаивая на разводе. Если он откажется… что ж, у нее в руках есть средство принудить его.

Слабенький голосок у нее в голове не замедлил напомнить о себе. Что, если она беременна? В этом случае не окажутся ли величайшей глупостью ее попытки добиться развода? Ответ пришел быстро: нет, нет и нет. Она не хотела, чтобы он женился на ней из-за ребенка.

Она хотела бы стать его женой только при одном условии: если таковым будет выбор его сердца. Ей нужно все или ничего! Ей нужно, чтобы за ней ухаживали, чтобы ее согласия домогались. Ей нужно настоящее предложение руки и сердца. Ей нужно венчание в церкви, обмен обетами перед Богом.

Сабби надела дорожный костюм из бархата цвета морской волны с теплым лифом на стеганой подкладке и собрала волосы под сеточку, украшенную драгоценными камнями. Она выбрала для путешествия сапожки из телячьей кожи с меховой подкладкой и взяла из гардероба соболий плащ. Услышав легкий стук в дверь, она круто обернулась, сжимая в руках хрустальный флакон с духами.

— Предупреждаю тебя, Хокхерст: не подходи! — сердито закричала она.

Мэтью осторожно приоткрыл дверь в спальню и просунул внутрь голову.

— Не швыряй эту штуку, дорогая, это не тот Хокхерст.

— О Мэтью, я думала, ты давно уже сбежал с корабля вместе с другими крысами.

— А я подумал, что могу тебе понадобиться, — сказал он, обводя взглядом упакованные сундуки. — Куда это ты собираешься?

— В Блэкмур.

— Смешно! Тебе в одиночку не проехать верхом больше двухсот миль. Отправляйся лучше к матушке: всего-то сорок миль пути, а от королевского гнева достаточно далеко.

— Я удираю не от королевы. Я удираю от твоего брата. Все кончено, Мэтью, он обещал мне развод.

На какой-то момент его сердце возликовало. Он спросил:

— Он, стало быть, знает, что ты его жена?

— Нет, но узнает, когда заявится в Блэкмур с бумагами на развод, которые должна подписать Сара Бишоп.

— Сабби, ты зря надеешься, что он даст тебе развод, когда обнаружит, что вы состоите в законном браке.

— Нет, Мэтью. У меня есть средство заставить его.

Он фыркнул:

— Да ведь он как собака с костью в зубах: никогда тебя не отпустит по доброй воле!

Она вскинула голову:

— Я раздобыла секретное досье Уолсингэма на него.

Пару мгновений Мэтью смотрел на нее, словно не понимая.

— У Уолсингэма были заведены досье на Хока? За что?

Она бросила на него какой-то странный взгляд:

— Ты не знаешь?..

Он покачал головой, явно растерянный, а потом недоверчиво спросил: