лютенов свободными, но забрал единственное, что у них было. Если ты до сих пор не поняла, в чем подвох, я спрошу прямо: кого ты надеешься спасти, Флори? Несчастного зверька из клетки? Или того психа, кем я стану, когда моего безлюдя уничтожат вместе с моей силой?

Вначале она растерялась, нервно облизала губы, а затем смогла произнести:

– Я хотела отменить треклятый Протокол и освободить тебя.

– Чтобы посадить меня в другую клетку. Здорово ты придумала! – с горькой усмешкой сказал Дарт. – Ты хотела все разрушить и попытаться собрать из руин что-то новое. Но кроме других руин ничего не получится.

– Это не повод, чтобы перестать бороться, – упрямо продолжала она. – Разве мы не стоим того, чтобы попытаться?

Как много он хотел сказать и как мало мог себе позволить. Невысказанные слова медленно таяли на языке, как непроглоченная таблетка.

– Я пытаюсь. Но не заставляй меня делать то, что ты прикажешь. Хотя бы ты не заставляй…

Ничего не ответив, Флори вскочила из-за стола, неловко опрокинув стул, и вылетела из кухни. Дарт знал, что она убегает, пытаясь скрыть от него слезы, но из темноты коридора донесся отчаянный всхлип – случайно оброненный, единственный. Больше она себе не позволила. И правильно, подумал Дарт. Он не стоил и этого.

Глава 16

Дом слез и печали

Флориана

Дарт стал тенью в собственном безлюде – неуловимый безмолвный призрак, появляющийся только по ночам. Флори не спала, когда он возвращался, и слышала его шаги в коридоре, но так и не решилась к нему выйти. Они жили в одном пространстве, но словно в разных мирах, не пересекаясь друг с другом и боясь снова заговорить. На вторые сутки это уже казалось невыносимым, и Флори не задержалась бы здесь, будь она уверена, что ей ничего не угрожает. Однако пока обманутые бандиты гуляли на свободе, ей приходилось прятаться в Голодном доме, как раньше.

Знал ли Дарт, что она осталась? Он почти не появлялся в безлюде, а потому не видел, как Илайн часами сидела перед дверью в хартрум, перебирая склянки с успокаивающими микстурами. Не видел, как Офелия и Нил в саду учили Бо запрыгивать на руки по команде. Не видел, как Флинн латал прореху в крыше, вопреки правилу о том, что безлюдя разрешено ремонтировать только его лютену; при должной сноровке и знаниях домолог справился сам и не навлек на себя гнев живого дома. Дарт не видел, что двери столовой, запертые долгие годы, наконец распахнулись и комната обрела уют. Флори потратила на уборку целый день, надышалась пылью и натерла мозоли на руках, переусердствовав с чисткой пола. Зато благодаря ее хлопотам большой стол вновь ожил, обзавелся скатертью и тарелками, так что теперь за ним могла разместиться вся компания, которая сегодня недосчиталась самых занятых и деятельных: Риз все еще лечился в Доме с оранжереей, Рин разрывался между делами домографа и помощника Хоттона, а Дарт… наверное, тоже имел уважительную причину не явиться к обеду.

Их отсутствие с лихвой восполнял Дес – ел и болтал за троих. Он и прежде был шумным и неуправляемым, как горная река, а сегодня превзошел сам себя. Так на него повлияло знакомство с Илайн. Оба острые на язык и достаточно импульсивные, чтобы при каждом удобном случае ввернуть едкое словцо, вдвоем они представляли взрывоопасную смесь. Их стоило держать в разных комнатах, как вредные химикаты, чье соединение грозило катастрофой.

Флори отлучилась всего на минутку, чтобы отнести остатки грязной посуды на кухню, пока Офелия стояла за мойкой, а Десу с Илайн и этого хватило, чтобы затеять спор. Пропустив начало, сложно было уловить причину всей перепалки.

– Знаешь, ты… ты… – Илайн судорожно вздохнула, как будто слова застряли у нее в горле.

– Очарователен? Великолепен? Обезоруживающе прекрасен? – подсказал Дес с хитрым прищуром.

– Невыносим!

– Говоришь, как Эверрайн. Можете создать с ним клуб по интересам.

– Нет, ты просто ужасен, – мрачно подытожила Илайн, швырнув в него салфеткой. Дес легким движением руки поймал ее и самодовольно усмехнулся.

– А еще я ловок и совершенно неуязвим.

Илайн назвала его болваном, поставив точку в их бессмысленной перепалке, и умчалась прочь, бормоча себе под нос ругательства похлеще.

– Я был не слишком самоуверен? – спросил Дес, хмурясь, точно и впрямь почувствовал себя виноватым.

– Ну… разве что самую малость, – подыграла Флори. Воспринимать Деса всерьез было нельзя, и стоило заранее предупредить об этом Илайн. Когда ее шаги стихли в глубине дома, Флори спросила: – О чем спорили?

– Так, пустяки. – Дес лениво отмахнулся. – Она хотела навестить столичного франта, а я отказался помогать.

– Почему? – спросила Флори, с огорчением осознавая, что те робкие узелки дружбы с Илайн оказались запутанными нитями и ничем более.

– Я не нанимался в провожатые.

– А я думала, ты весьма отзывчив к дамским просьбам…

– Да, если они не касаются других мужчин, – сказал Дес, и в его глазах мелькнуло что-то странное, едва уловимое. Мелькнуло, чтобы тут же исчезнуть за привычным лукавством, острым и цепким, как колючки чертополоха.

– Не будь таким задирой, – примирительно сказала она. – Мы все переживаем не лучшие времена и должны поддерживать друг друга.

Лицо Деса тут же помрачнело. Нотации он выслушал молча и только кивнул, приняв сказанное. Однако его согласие не протянуло и десяти минут, обнулившись, когда появился Эверрайн.

– Есть новости? – вместо приветствия выпалила Флори.

Рин уселся за стол, выбрав место подальше от Деса, как будто с такого расстояния его шутки могли промахнуться и не попасть в мишень. Свой портфель он заботливо пристроил на соседнем стуле и лишь тогда ответил:

– Дом под мостом разрушен, но лютину до сих пор не нашли. Увы, прогнозы печальны. Под такими завалами не выжить. – Тут он замолчал и устало потер виски, что означало невысказанную жалобу. – И столичный безлюдь… тоже разрушен. Несколько обломков обнаружили на крыше портового склада.

Флори ждала, что Рин признает ошибку или хотя бы скажет нечто вроде «мне жаль», а он ограничился лишь скорбной гримасой. Эверрайн покинул столицу больше недели назад, но вместо того, чтобы надежно спрятать вверенного ему безлюдя, беспечно бросил его в грузовом порту.

Ставя перед ним чашку чая, Флори на миг задумалась, а не опрокинуть ли ее ненароком, чтобы вызвать у него настоящую эмоцию, а не жалкие полунамеки. Рука дрогнула, янтарное озеро в кружке подернулось рябью и слегка выплеснулось на фарфоровый берег тарелки – всего-то. Черный костюм Рина остался безукоризненно чистым и свежим, тогда как бледное изможденное лицо будто бы измялось и покрылось налетом пыли.

– Завтра встречаюсь с градоначальником, – продолжал он. – Хочу предоставить