– Ну… – промычала Тиффани.

– Мы были единственными родственниками Гарри, и моя мать делала все, что в ее силах, но мы лишь изредка получали от него открытки на Рождество. Бедной маме приходилось иногда выносить от него оскорбления, когда она бывала здесь.

– Всем нам, соседям, страшно неловко, что только по прошествии нескольких недель мы узнали, что…

Тиффани умолкла.

– Как я понимаю, это вы обнаружили тело, – сказал Стив. – Должно быть, это было ужасно.

– Да. Ужасно. – Она вспомнила, как ее вырвало в цветочный горшок из песчаника. Что стало с тем горшком? Теперь это собственность этого бедняги. – Я переживаю, что мы недостаточно присматривали за ним.

– Сомневаюсь, что ему понравилось бы, если бы кто-то за ним присматривал. Если вам от этого станет лучше, он говорил моей матери, что вы симпатичные.

– Он говорил, что мы симпатичные? – с изумлением промолвила Тиффани.

Стив улыбнулся:

– Ну, его точные слова были «довольно симпатичные». Как бы то ни было, я лишь хотел вам сказать, что, прежде чем выставить его дом на продажу, мы займемся небольшим ремонтом. Надеюсь, это не слишком вам помешает.

– Спасибо. – Тиффани мысленно прикинула приблизительную стоимость дома Гарри. Может быть, ей предложить цену? – Уверена, все будет нормально. Мы ранние пташки.

– Отлично. Ну, приятно было познакомиться. Вернемся к этому позже.

Тиффани закрыла дверь. Ей вдруг припомнилась жалкая согнутая спина Гарри, когда он, шаркая ногами, шел через лужайку к своему дому. И еще она вспомнила ярость в его глазах, когда он прокричал ей: «Вы что – дура?»

Любопытно, что гнев и страх настолько похожи.

– Похоже, мама не собирается отказываться от визита, – сказала Эрика.

Весь день Эрика ждала звонка от матери, объясняющего, что у той разболелась голова, или «нет настроения», или слишком дождливо, или, возмущенно, что «она немного занялась домашними делами», поэтому не сможет поехать с ними к родителям Клементины на ужин.

Но звонка так и не последовало. Через минуту они заедут к Сильвии и узнают, какую роль она выбрала для себя на этот вечер.

Часто Сильвия при встрече с родителями Клементины представлялась мечтательной богемной персоной, своего рода творческой личностью, а они якобы скучная сельская пара, иногда помогающая дочери, когда та занимается своей музыкой. Другой популярный вариант – пресытившаяся пьющая сексапилка (в подражание Элизабет Тейлор), с той разницей, что Сильвия не пила, а просто с небрежным изяществом держала стакан воды, воображая, что это мартини, и разговаривала низким хриплым голосом. Независимо от выбранного образа важно было дать понять, что она особенная и отличается от прочих, и поэтому нет смысла винить себя или испытывать чрезмерную благодарность за то, что в детстве Эрика много времени проводила в доме Клементины.

– Ну и ладно, – промолвил Оливер. – Родители Клементины умеют обращаться с Сильвией.

Он был в прекрасном настроении. Клементина уже заполнила все предварительные документы, сдала анализ крови и записалась на прием к консультанту в клинике ЭКО. Дело двигалось. Когда сегодня вечером Клементина будет передавать ему что-то за столом, он будет изучать строение ее костей, воображая себе, как его сверхэффективная сперма (тесты показали идеальную подвижность) кружится по чашке Петри вместе с ее яйцеклетками.

Телефон Эрики просигналил, как только Оливер свернул на улицу, где жила ее мать, и она обрадовалась. Мать просила сообщить, когда они подъедут.

Эрика написала:

Мать написала в ответ:

Боже правый. Два восклицательных знака и поцелуй. Что бы это значило?

– Похоже, соседи уже вывесили свое объявление: «Продается», – паркуя машину, сказал Оливер. – Ух ты! – воскликнул он. – Она превзошла себя.

– Я же тебе говорила.

Лужайка перед домом матери выглядела так же, как во время предыдущего визита. Или, может быть, хуже? Ей было не вспомнить.

– Думаю, надо вызвать профессионалов, – оглядывая двор, промолвил Оливер. – Отвезти ее куда-нибудь и сделать все в ее отсутствие.

– Она больше не поддастся на это.

Однажды она увезла мать на выходные и вызвала уборщиков. Мать вернулась в красивый до неузнаваемости дом. Когда они приехали назад, мать отвесила Эрике оплеуху и полгода не разговаривала с ней из-за ее «предательства». Эрика понимала, что предает ее. Все выходные она чувствовала себя иудой.

– Мы что-нибудь придумаем. Вот она. Она выглядит… Боже, она выглядит прекрасно.

Выскочив из машины под дождь, он открыл для Сильвии заднюю дверь. У нее в руке был большой белый зонт с деревянной ручкой. Одета она была в нарядный кремовый костюм, какой могла бы надеть Джейн Фонда на вручение награды за достижения в киноискусстве. Волосы пышные и блестящие, вероятно после парикмахерской. Когда она садилась в машину, Эрика почувствовала аромат духов – никаких запахов сырости, плесени или гниения.

Эта была хитрость. Совершенная хитрость. Сегодня им не придется притворяться, будто существовала какая-то причина, по которой родители Клементины фактически удочерили Эрику. Сегодня они будут притворяться, что этого вовсе не произошло, и, конечно, все они согласятся с этим и позволят ей выйти сухой из воды. Все они будут держаться так, словно Сильвия жила в доме, гармонирующим с ее новым красивым нарядом.

– Здравствуй, дорогая, – затаив дыхание, произнесла Сильвия ласковым голосом любящей матери.

– Хорошо выглядишь.

– Правда? Спасибо, – откликнулась ее мать. – Я заранее позвонила Пэм и предложила принести что-нибудь, но она отказалась. Она сказала что-то очень таинственное на тот счет, что этот вечер устраивается в честь тебя и Оливера, хотя и знает, что вы оба не любите об этом говорить, но, очевидно, она перед вами в вечном долгу. Я подумала: боже правый, неужели старая добрая Пэм немного свихнулась?

Оливер откашлялся и удрученно улыбнулся Эрике.

Естественно, Эрика ни слова не сказала матери о происшествии на барбекю. Можно было счесть эту историю простой, но кто знал, как она отреагирует?

– Мы были на барбекю у соседей, и Руби упала в фонтан, – сказала Эрика. – Мы с Оливером вроде как… спасли ее. Пришлось делать искусственное дыхание и массаж сердца. С ней все хорошо.

С заднего сиденья не отвечали.

– Руби – это младшая, да? – своим обычным голосом спросила наконец мать Эрики. – Сколько ей? Два?

– Да, – ответил Оливер.

– Что произошло? Никто не видел, как она туда свалилась? Где была ее мать? Что делала Клементина?