Клементина могла бы и догадаться. Будет произнесена речь. Разумеется. Ее мать всю жизнь произносила речи. Каждый день рождения, каждый праздник, каждое незначительное учебное, спортивное или музыкальное достижение сопровождалось речью.

– О господи, Пэм, ты собираешься петь для нас? – Сильвия повернулась на стуле, чтобы посмотреть на Пэм.

При этом она подмигнула Клементине.

Клементина укоризненно покачала головой. Она знала, что Сильвия была для Эрики ужасной матерью, что она много лет говорила и делала непростительные вещи, и все это в придачу к проблеме накопительства. Тем не менее Клементина всегда относилась к ней с предательской симпатией. Ей нравился бунтарский нрав Сильвии, ее нелепые замечания, бессвязные рассказы и язвительные, лукавые колкости. В противоположность ей собственная мать всегда казалась такой положительной и серьезной, подобно исполненной благих намерений супруге священника. Клементине особенно нравились наряды Сильвии. Она с одинаковой легкостью могла предстать в виде богемной интеллектуалки, русской княгини или бездомной бродяжки. К несчастью, для свадьбы Эрики она избрала образ бездомной бродяжки, чтобы доказать какую-то давно забытую, запутанную и бессмысленную идею.

В этот вечер Сильвия выглядела как дама, пришедшая на званый обед. Можно было представить, как она едет в свой шикарный особняк с мужем-банкиром.

– Надеюсь, вы позволите мне сказать несколько слов, – начала Пэм. – Сегодня здесь с нами два человека, которых можно назвать… – Она помолчала и судорожно вздохнула. – Скромными героями.

– Слушайте, слушайте! – слишком громко произнес отец Клементины.

Он пил больше обычного. Мать Эрики заставляла его нервничать. Как-то она сидела рядом с ним на школьном концерте и, обсуждая местные дела, положила свою руку очень близко к его… «вы знаете чему» (так описала это Пэм), отчего папа Клементины издал очень странный звук, напоминающий повизгивание.

– Да, вот они какие – тихие, непритязательные, невоспетые герои, но тем не менее герои, – продолжала Пэм.

– О-о!

Сильвия наклонила голову набок, как бы говоря: «Какая чушь!»

Эрика покрутила плечом, словно у нее свело шею. Оливер поправил очки и откашлялся. Оба, судя по всему, чувствовали себя очень неловко.

– Зачем ты пригласила мать Эрики? – спросила Клементина у Пэм перед ужином.

– Я подумала, Эрике это будет приятно, – смущенно ответила Пэм. – Мы давно не виделись с Сильвией, и в последнее время ее накопительство обострилось. Я подумала, это поможет.

– Но Эрика ненавидит свою мать.

– Это неправда, – возразила Пэм, но вид у нее был растерянный. – О господи, наверное, и правда не стоило ее приглашать, ты права. Эрике было бы лучше без нее. Пытаешься сделать что-то хорошее, верно? Но не всегда получается.

А сейчас Пэм оживленно оглядывала комнату.

– Им не нужны похвалы. Им не нужны медали. Возможно, им не нужна даже эта речь!

Она весело рассмеялась.

– Мне нужна медаль, – заявила Холли.

– Ш-ш-ш, Холли, – сказал Сэм, сидевший рядом с ней.

Он едва притронулся к еде.

– И все же некоторые вещи просто невозможно обойти молчанием, – продолжала Пэм.

– Но я очень хочу медаль! – потребовала Холли.

– Нет никакой медали, – зашипела Клементина.

– Ну а почему бабушка сказала, что есть?

– Она этого не говорила! – сказал Сэм.

Мать Эрики очаровательно рассмеялась.

– Долг нашей благодарности Эрике и Оливеру настолько велик, – промолвила Пэм, – что я не могу даже…

– Мартин, можно попросить тебя передать воду? – громким шепотом обратилась Сильвия к отцу Клементины.

Пэм замолчала и стала смотреть, как ее муж, привстав и избегая глядеть на Сильвию, неловко поставил кувшин с водой рядом с ней.

– Извини, Пэм, – сказала Сильвия. – Продолжай. Кстати, милые серьги.

Пэм смущенно дотронулась до уха. В ушах у нее были простые золотые гвоздики, которые она всегда носила.

– Спасибо, Сильвия. На чем я остановилась?

– Долг благодарности, – подсказала Сильвия, наливая себе стакан воды.

Оливер откинул голову назад и стал изучать потолок, словно для вдохновения или спасения души.

– Да, долг благодарности, – повторила Пэм.

Руби, до этого сидевшая на подушке на стуле рядом с Клементиной, вдруг с важным видом положила ложку и соскользнула на пол.

– Куда ты собралась? – прошептала Клементина.

Руби прижала ладонь к щеке:

– Хочу посидеть на коленях у дедушки.

– Это я хотела посидеть у дедушки, – обиделась Холли. – Я как раз собиралась пойти и сесть к дедушке на колени.

– Есть одна цитата, – сказала Пэм. (Всегда находилась какая-нибудь цитата.) Она широко раскинула руки, обратив ладони к потолку. Она любила сопровождать цитаты этим жестом политического деятеля. – «Друзья – это семья, которую мы выбираем для себя».

– Действительно, – заметила Сильвия. – Как верно.

– Не знаю точно, кто это сказал, – призналась Пэм. Ей нравилось называть автора цитаты. – Я хотела проверить.

– Не беспокойся, Пэм, всегда можно посмотреть позже, – сказал отец Клементины.

– Оливер может посмотреть прямо сейчас! – предложила Сильвия. – Оливер! Где твой сотовый? Он такой проворный. Пам-пам-пам – и готов ответ!

– Мама! – воззвала Эрика.

– Что такое?

– Друзья – это семья, которую мы выбираем для себя, – повторила Пэм. – И я так рада, что Клементина с Эрикой стали друзьями. – Взглянув на Клементину, она поспешно отвела глаза. – Эрика. Оливер. Ваши поразительные действия в тот день спасли жизнь нашей милой Руби. Очевидно, мы никогда не сможем отплатить вам сполна. Долг благодарности, который мы…

– Думаю, вы уже отдали долг благодарности, – сказала Сильвия. – Разве нет? Как бы то ни было, из того, что я слышала, так оно и есть…

– Сильвия! – сказал Оливер.

Сильвия бросила на Клементину игривый взгляд. Близко наклонившись к ней, она прошептала так, чтобы не услышали Оливер и Эрика:

– Ты с Оливером, а?

Клементина нахмурилась. Она не поняла намека.

– Вместе сделаете ребенка! – уточнила Сильвия.

Ее глаза злобно сверкнули. Клементина заметила, что Эрика стискивает зубы, как человек, которому приходится терпеть болезненную, но необходимую медицинскую процедуру.

– Эрика и Оливер! Мы вас любим. Мы благодарны вам. Мы вас приветствуем. – Пэм подняла свой бокал. – За Эрику и Оливера!

Гости суматошно потянулись к своим бокалам с вином или водой и тоже подняли их.