Противники на ристалище вновь разъехались и сошлись со страшным грохотом, ибо на сей раз неизвестный рыцарь могучим ударом выбил герцога Синопольского из седла. Герцог рухнул на землю и остался недвижим, а рыцарь поднял вверх победоносное копье и совершил круг по всему ристалищу. Он остановился перед троном Сивиллы, который теперь должен был по праву принадлежать ему — победителю; но Сивилла отказалась уступать свое место незнакомцу.

— Может так статься, что вы победили по случайности, — произнесла Сивилла. — Будь на моем месте Фортуна, она бы уже встала к вам навстречу и охотно бы вас поцеловала. Но я — Сивилла, и моя мудрость говорит мне о том, что случай бывает и добр, и немилостив, но всегда слеп. Чтобы занять мой трон, вы должны доказать мне, что достойны!

Тем временем к герцогу Синопольскому подбежали оруженосцы. Герцог лежал так неподвижно и в такой неловкой позе, что кое-кому показалось, будто он убит. По счастью, он был лишь оглушен и скоро со стоном пришел в себя.

Оруженосцы подняли его под руки и подвели к Сивилле.

— Что ж, — сурово произнесла Сивилла, — вот и побежденный! И с вами, сеньор, поступят так, как положено поступать с побежденными, и клянусь, что мы не отступим ни на шаг от обещанного!

Она сделала знак остальным женщинам, и те разоблачили герцога Синопольского. Он остался стоять в одной рубахе и штанах, и дамы, сильно пострадавшие от любви, наказали его ударами плети.

Затем герцог Синопольский удалился, а его место на ристалище занял герцог де Пера.

— Уж не знаю, — сказал он Тиранту, — кто этот нахал, который так ловко обошелся с герцогом Синопольским, но постараюсь узнать это! Надеюсь, Сивилла и ее прекрасные костоломши сумеют сорвать шлем с его головы и доспехи с его тела, а потом наградят его доброй поркой!

— Для этого вам придется выбить его из седла, — заметил Тирант. — Может быть, лучше мне попробовать?

— Хотите опозорить меня прежде, чем это сделает незнакомец? — спросил герцог де Пера.

Тирант пожал плечами:

— Вы же знаете, что я никого не хочу опозорить, кроме Великого Караманя; но и с ним ничего дурного бы не случилось, если бы он не убил собственную дочь.

Герцог де Пера сжал плечо Тиранта и протянул руку оруженосцу, чтобы тот закрепил на ней латную рукавицу.

Затем он выехал против незнакомого рыцаря. Тот ожидал совершенно спокойно. На приветствие герцога де Пера неизвестный ответил учтиво, хотя и измененным голосом. Они разъехались и начали съезжаться.

Все зрители перестали жевать, а двое или трое пирующих задержали во рту изрядный глоток вина — таким волнующим было это зрелище. Кони постепенно набирали скорость, копья утверждались в горизонтальном положении, ноги с золотыми шпорами прирастали к стременам. Послышался оглушительный треск: оба копья раскололись, и герцог де Пера вылетел из седла. Взметнулся широкий серый плащ, отороченный собольим мехом, блеснули в воздухе золотые шпоры, взмахнули перья шлема — и вот уже парчовый, латный великан повержен во прах.

А незнакомый рыцарь сидит в седле, сжимая обломок своего копья.

Видя, что герцог де Пера не двигается, он бросил на землю обломок и двинулся вдоль ристалища по кругу.

Император встал. В полной тишине слышно было, как кашляет кто-то из поперхнувшихся сеньоров. Император произнес:

— Кто же вы, сеньор? Вы победили двух герцогов, одного за другим, а я не упомню, чтобы подобное происходило на каком-либо турнире. Назовитесь!

— Мое имя — Опечаленный Любовью, — сказал незнакомец глухим голосом и наотрез отказался поднять забрало, объяснив, что дозволит сделать это либо Сивилле, либо той девице, которая держит его в плену.

Герцога де Пера оттащили к трону Сивиллы и там высекли плетьми, без всякой жалости и снисхождения. Кармезина, зная, что когда-то герцог де Пера надеялся жениться на ней, не захотела причинять ему еще горшую боль и на время наказания побежденного закрыла лицо платком. Но на самом деле она подглядывала и тайком улыбалась, потому что в продолжение порки герцог де Пера корчил, по ее мнению, преуморительные рожи.

А император сказал, подавая свой кубок слуге, дабы тот наполнил сосуд вином:

— Вот это рыцарь! Погодите, он еще и севастократора заставит принять порку.

Принцесса бросила платок на землю и отрезала:

— Вот уж никогда!

Император поднял бровь, но промолчал, не став спорить с дочерью. А императрица проговорила:

— Не опасно ли для севастократора сражаться с таким сильным противником? Когда я виделась с сеньором Тирантом в последний раз, он был очень болен и его нога все еще имела покрасневший и воспаленный вид. Я предлагала лекарю срезать на этой ноге все волосы, потому что волос лишает кожу силы. И когда некоторым мужчинам требуется дополнительный источник силы, они сбрасывают лишние волосы с головы, — это ли не доказательство того, как премудро устроены Господом вся природа и человеческое тело! — Тут государыня повернулась к принцессе и добавила: — Отправьте какую-нибудь соблазнительную девицу из числа своих приближенных. Пусть та спросит у рыцаря, как его зовут. Потому что сдается мне, это кто-то из иоаннитов… а может быть, Ипполит де Малвеи? Хотелось бы выяснить в точности.

Принцесса обернулась к одной из своих девушек и показала пальцем на незнакомца. Та встала и тотчас направилась к нему, держа в руке яблоко.

— Моя госпожа присылает вам это угощение, сеньор, — сказала девица.

Рыцарь взял яблоко и завязал его шарфом, а шарф прикрепил к доспеху.

— Я благодарю вашу госпожу, — ответил он. — И непременно съем залог ее милости, как только одержу третью победу и по праву займу трон Сивиллы.

— Остерегайтесь, как бы это яблоко не проглотил кто-нибудь другой, — молвила девица. — Потому что этот другой — самый лучший рыцарь на свете, и сейчас он намерен выступить против вас.

— Я не боюсь, — ответил незнакомец.

— Назовите ваше имя, — потребовала девица.

— Почему я должен назвать вам мое имя, если уже отказался сделать это?

— В обмен на яблоко, — пояснила девица.

— Самое дорогое дается самой дорогой ценой, — сказал рыцарь. — И чем выше цена, тем ближе вашему сердцу купленное. Моя родина — запад, а мой зверь — горностай.

Девица ничего не поняла из этих слов, но в точности передала их Кармезине; та задумалась и в конце концов рассудила так:

— Это франк.

— Полагаю, один из рыцарей святого Иоанна, — сказала императрица. — Что ж, это многое объясняет.

— Что именно? — осведомилась принцесса.

— Его скрытность, — сказала императрица. — Рыцарям Святого Иоанна запрещено участвовать в турнирах и прочих развлечениях. Они ведут почти монашескую жизнь, за тем исключением, что берут в руки оружие и выходят в бой. Но против христиан они никогда не поднимают оружия.