Наш дорогой друг ушел в Ворр, и мы опасаемся за его безопасность и благополучие.

Доктор кивнул, представляя для них свою профессиональную маску заботы.

– Говорят, что во всех прикладных вопросах касательно леса следует обращаться к вам и надсмотрщику – что ваши знания и опыт бесценны.

Пожилой доктор принял комплимент с наслаждением, легонько кивнув в благодарность и заодно формально подтверждая ее умозаключение.

– Чем я могу помочь? – спросил он.

– Мы хотим отправиться туда и вернуть его.

Лицо Хоффмана обрело выражение строгого отца.

– Дорогая моя, боюсь, это нисколько невозможно. Там не место для женщины, особенно ваших душевного склада и происхождения.

Стоило так сказать, как он осознал, что нечаянно исключил из этого описания Гертруду. В полуобороте к ней он слабо взмахнул рукой, исправляя упущение. Гертруда нахмурилась.

– Вам должно быть известно, что я женщина немалого достатка, а семья госпожи Тульп имеет влияние на многие гильдии. Я говорю это лишь для того, чтобы подчеркнуть: у нас обеих есть устремление к цели и средства ее достижения, а наше происхождение дарит нам уверенность и способности, недоступные средней женщине.

Гертруду поразили красноречие и сила Сирены, и она снова уверилась, что они уже встречались много лет назад. Привкус этого времени налег на другую дверную петлю, за которой открылось воспоминание о приходе этого самого доктора, когда она слегла с лихорадкой. Он не понравился ей в тот же миг, как она вошла в эту комнату: теперь она знала почему и приглядывалась к нему внимательнее.

Хоффман катал во рту маленькие беззвучные слова, пока наконец их не выронил.

– Я – я только переживал за вашу безопасность, госпожа Лор. В лесу подстерегают реальные и крайне опасные угрозы, которых, надеюсь, вам… – он запоздало повернулся к Гертруде, – …вам обеим не доведется испытать. К примеру, пребывание в тлетворной атмосфере леса ведет к ослаблению памяти. Я проводил некоторые эксперименты в этой области и имею твердую уверенность, что здешний воздух повреждает мозг, даже за несколько дней. Было бы неразумно подвергать столь тонкую конституцию этим пагубным эффектам, – он набирал обороты, надеясь впечатлить их своей премудростью. – Вообразите эффект долговременного пребывания – какой опасный и непоправимый ущерб будет нанесен вашему здоровью. Госпожа Лор, в этом году вы уже перенесли серьезный травматический опыт. О том, что вы предлагаете, не может быть и речи.

– Доктор Хоффман, мы ценим вашу заботу, но вы должны понять, что ваши слова только придают мне решительности, – сказала Сирена с глазами, светящимися упорным сопротивлением. – Из-за всего в этом треклятом месте я еще больше боюсь за своего друга, а мой давнишний инцидент ничто в сравнении с ужасами, которые вы только что описали. Я обязана найти его и вернуть в безопасность, и сделаю это с вашей помощью или без нее.

Настроение в комнате качнулось. Хоффмана раздражала непримиримая самоуверенность Сирены, а ее, в свою очередь, не радовал его настрой; ей претил снисходительный вкус поражения. После долгого одеревеневшего молчания доктор прочистил горло и начал заново.

– Проблема в том… – сказал он.

– Проблема есть проблема, – вклинилась Сирена. – Но хорошо же, – продолжила она, чувствуя, что теряет опору. – Если не можем пойти мы, возможно, мы можем заплатить, чтобы кто-нибудь другой отыскал его вместо нас? Например, лимбоя?

Доктор прыснул и попытался прикрыть это кашлем.

– Дорогая моя, лимбоя не в состоянии найти самое себя, не говоря уже о ком-то другом; это темная недисциплинированная чернь, которую можно принудить к работе только в строгих нарядах, ставя простые задачи. Их нельзя выпускать на свободу в Ворр: они никогда не вернутся! – Он хохотнул от такой нелепой перспективы.

– Тогда что насчет Орма? – спросила Гертруда.

После возвращения того отроческого воспоминания ее глаза ни разу не сходили с лица доктора. Она видела его пренебрежение, заметила равнодушие к страданиям Сирены и ко всему, о чем они говорили. Теперь же самодовольство Хоффмана как рукой сняло. Лицо содрогнулось, словно от удара ледяной лопатой могильщика. Забылись надменность и личина, елейный шарм и покровительственное высокомерие. На их месте остался плюгавый никчемный человечек, растерявший все слова, – лишь страх и гнев мелькали в обвисших складках его оторопевшего выражения.

– Насчет чего? – спросил он едва слышным голосом.

– Орма, – повторила Гертруда, и клинки ее глаз не упускали ни одной из примет разоблачения, наполнявших комнату.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – безыскусно солгал он.

Сирена, чье внимание на миг отвлек саквояж, возвышавшийся на столе рядом, вдруг осознала, что маятник разговора снова качнулся, и вернула свой фокус к диалогу.

– То, что живет с лимбоя и чем вы пользуетесь.

Доктор совершенно лишился дара речи. Как смела эта бестолковая девчонка вторгнуться в его дом и заявить, будто знает об Орме? Что, если об этом прослышит ее отец?

– Не знаю, что вам, по-вашему, известно… – начал он, откинувшись и выдавив смешок.

– Что мне известно, сейчас не имеет значения. В нашем вопросе поможет то, что известно вам.

Сирена почуяла потребность разговора и вступила для маневра щипцов.

– Как я уже говорила, доктор, это деликатное затруднение, которое я намерена разрешить любой ценой, – она наблюдала, как Хоффман проникся угрозой, и продолжала, сдабривая ее медом искуса. – Я дорого заплачу за успешный исход, и если вы и ваш «Орм» послужите к его достижению, то от этих поисков выгадаем мы все.

Доктор сдвинулся в кресле, избегая пристальной прямоты Гертруды.

– Мне нужно переговорить с Маклишем, – сказал он нерешительно. – Я не знаю, возможно ли это, но… Я постараюсь помочь найти вашего друга.

Сирена мгновенно просияла при виде слабого триумфа. Они стали на шаг ближе к Измаилу. Ее охватило немедленное желание спланировать и ожидать его возвращения.

– Превосходно! Впрочем, есть еще одна деталь великой важности, – сказала она, милостиво улыбнувшись Хоффману. Взглянула на Гертруду, потом склонилась навстречу доверительности доктора, чтобы снова разжечь в нем интерес. – Наш друг ужасно обезображен.

Она объяснила своеобразную проблему Измаила, почти забыв, что сама никогда его не видела. Но так было даже лучше; она выставила все в отважном и героическом свете. Гертруда промолчала; она бы не доверяла этому человеку подробностей и нервничала из-за его посвящения в такие тонкости.

– Это дело должно оставаться совершенно приватным, если вы меня понимаете, – сказала Сирена.

– Уверен, все мы более чем способны хранить секреты, – отвечал доктор, подняв брови.

Они уговорились, что он обсудит с Маклишем отправку Орма в лес, дабы найти их блудного друга. Вперед будет выплачена определенная сумма денег, а остальное передадут, когда Измаила вернут домой.

Они поднялись уходить – в довольно неплохих отношениях, – пожали руки