– Славно. А вот здесь нужно укоротить, – тесак лёг на мою шею.

В этот момент у моей «невесты» отошли газы, и что-то полилось на кафельный пол.

– Фу, как нехорошо! Разве я не учил тебя манерам в приличном обществе? Так ты мне всех гостей распугаешь. – Хозяин разделочной обвёл взглядом изуродованные трупы, тут и там разбросанные по столам и висящие на крюках, вытер руки о фартук и вышел из комнаты.

Тем временем моя собственная кровь ручейком добежала до моей левой руки. Верёвка, обмотанная вокруг запястья, намокла, и я попытался вывернуть свою кисть из петли. Было больно, но у меня получилось. Хотя при этом я, кажется, закричал.

– Уже иду, – раздалось из коридора, и в дверном проёме, подтягивая на ходу штаны, появился верзила.

Он подошёл к одной из человеческих тушек с распоротым животом, под которой изрядно натекло, и, вытянув у той из брюха кишку, лихо перехватил её тесаком. Этот инструмент служил ему и скальпелем, и топором, и ножницами, и перочинным ножом одновременно.

– А вот и галстук. Сейчас примерим. – Верзила подошёл ко мне и замахнулся. Тесак перерубил бечёвку, крепившую руки и ноги к столу.

Бля! Я только освободил левую руку, мог бы попытаться освободить и правую, а там и ноги. Что за непруха?!

Мерцающий цветок факела отражался в пузырящейся на полу луже. Печально и торжественно проследовав через комнату с моим телом на плече, «папаша» подвесил его за ноги на крюк и заново связал мои руки. Отступив на пару шагов, гигант оценивающе смерил меня взглядом и, оставшись, судя по всему, доволен, снова вышел. Только частый стук сердца, отдающийся в ушах, и возня пирующих внизу крыс разбавляли звенящую тишину. Я согнулся и предпринял слабую попытку развязать свои ноги, но единственное, что мне удалось, – зацепиться за крюк бечёвкой, стягивающей запястья. В таком положении и застал меня вернувшийся верзила.

– Что, сбежать решил?! Не нравится моя девочка?! – пришёл он в ярость.

Легко, словно бублик со связки, громила снял меня с крюка, поднёс к освежёванному беглецу и принялся тыкать лицом в кровавые ошмётки кожи и оголённое мясо.

– Не нравится, не нравится, не нравится?! Тогда пошёл отсюда! – Он приподнял меня над головой и швырнул в коридор.

Удар о стену на какое-то время погасил и без того еле тлеющее сознание. Когда снова пришёл в себя, этой сволочи в комнате напротив уже не было. Попробовал встать. Теперь меня подвела ещё и левая нога. Тогда ползком.

Я должен выбраться отсюда. Должен. Для этого нужно притащить к пролому под потолком что-то ещё, пока этот ублюдок не вернулся. Он-то, сука, считает, что я никуда отсюда не денусь.

В разделочной ничего подходящего мне не попалось. Разве что железный ящик с какими-то инструментами, но он, зараза, тяжёлый. А в тоннеле и этого нет.

Я подполз к ящику и попробовал сдвинуть его с места, приложившись плечом. Получилось, но совсем немного. Такими темпами я буду его двигать очень долго, а верзила может вернуться в любой момент.

А если упереться головой? Так! Дело пошло быстрее. Я вытолкал ящик в тоннель и, боднув его с другой стороны, продолжил своё движение к спасительному пролому. Сейчас доползу, поставлю бочку на ящик, доски на бочку, а потом…

Дзинь, дзинь.

Сука! Да он издевается!

Сжав зубы, я прибавил хода. Ящик гремел, цеплялся за мусор и всеми силами сопротивлялся.

Дзинь, дзинь.

Уже совсем близко.

В какой-то момент моя непосильная ноша упёрлась в невидимое препятствие на полу. Я поднажал, она подалась и тут же застряла. Этот ёбаный ящик наехал на чугунную канализационную решётку в полу, отчего та встала дыбом.

Ну-ка что там? А там, под решёткой, лаз в водосток. Похоже, Фортуна решила, что я уже достаточно пялюсь на её зад, и развернулась вполоборота.

Я, не мешкая, просочился вниз и рухнул, как мешок с дерьмом.

– Где же ты, зайка? Куда ты подевался? – Огромные лапы протопали прямо надо мной.

Я пополз. Внутри жестяного короба было очень тесно и практически нечем дышать, но зато безопасно. Может, хотя бы теперь я найду выход?

Мне повезло, что этот водосток оказался недействующим. Не знаю, сколько удалось проползти, прежде чем силы окончательно покинули меня, и я отрубился.

Пробуждение было не из приятных. Голова гудит, как после хорошей попойки. Обидно только, что самой попойки не состоялось. Темнота, тишина и узкое пространство по бокам и над головой. Может, меня уже похоронили и нашёлся добрый человек, сколотивший мне гроб? Нет, это всего лишь водосток, а над головой ещё одна решётка. А там голоса. Они-то меня и разбудили.

– Ты точно сделал всё, как договаривались? – спросил кто-то, и я готов был поклясться, что это голос Ткача!

Значит, там, наверху, за решёткой, обитаемый сектор.

– Да. Подложил прямо под заслонку на водозаборе, – ответил Ткачу голос, похожий на бабский.

– Сейчас проверим, – зазвучали удаляющиеся шаги, а потом на некоторое время установилась тишина.

– А ты принёс, что обещал? – продолжил писклявый голос спустя минут пятнадцать, когда шаги вернулись.

– Держи. Как договаривались.

– Тяжёлый.

– Тринадцать с лишнем кило. Девятьсот девяносто девятой пробы.

– Да-а-а. Значит, поедем на юг уже завтра?

– Ш-ш-ш, погоди. – После этих слов где-то в глубине сильно бухнуло и сотрясло бетонные своды.

– Но ты же обещал, что взорвёшь завтра! А я… грх-х-х. – Говорящий словно подавился своими словами.

В ту же секунду о бетон звякнуло что-то металлическое, а за этим послышался звук падения тела. Мне на лицо закапало тёплым.

Существует ли предел говна? Когда говно случается, мы расстраиваемся: «Вот говно!» Когда говно усугубляется, мы расстраиваемся сильнее: «Твою ж мать! Сколько можно?!» Когда говно накрывает нас с головой, мы опасливо задумываемся: «Ну, это всё, закончилось?» Когда это не заканчивается, мы ломаемся: «Говно…» Но и это не всё. Есть следующая ступень. Она приходит нежданно, как пожар в разрушенной ураганом живодёрне. И тогда… ты начинаешь наслаждаться говном.

Я старался дотянуться плечом до глаза, чтобы стереть накапавшую сверху кровь, когда услышал позади журчание.

– Нет-нет-нет…

Рефлекторно попытавшись оглянуться, громко треснулся головой о решётку слива.

Но Ткачу было плевать. Не утруждая себя проверкой водостока, он поспешил прочь, лязгнув напоследок подобранным с пола слитком.

Шум воды усиливался, и усиливался быстро.

– Дьявол!

Я, извиваясь, словно гусеница, пополз вперёд по коробу. Мне было уже всё равно, куда я выползу: в тюремную камеру, в разделочную мясника, в сортир к Малаю. Куда угодно, лишь бы там не было воды. Быстрее, дальше, выше!