Утром преподавателю удалось сказать Лантее пару слов во время построения. Он передал информацию о галерах, стоявших у границ империи, и о том, что после сплава нужно будет обязательно бежать и затеряться в лесах. С восходом солнца их путь продолжился. Караван двигался на север вдоль берега реки, а имперцы постоянно поглядывали в сторону Леса, который иногда можно было увидеть на горизонте. Насколько Ашарх помнил, на этой части крепостной стены должна была находиться альвская крепость Ференаат, но ее защитники при всем желании не смогли бы разглядеть войско на таком расстоянии, да и, зная царившие в Лесу устои, никто не стал бы посылать за пределы границы спасительные отряды.

Все больше альвов, следуя примеру соплеменников, перестали отказываться от мяса, но все еще оставались и те, кто гордо игнорировал пищу. И именно они чаще других обессиленные оставались лежать на земле, чтобы после отказа подняться на них натравливали вечно голодных ксоло. За последующий день количество пленных уменьшилось почти на десяток альвов. Имперцев это немыслимо раздражало, но они ни на минуту не сбавляли темп, продолжая гнать караван к границе. Однако хотя бы жара начинала постепенно спадать: окружающий ландшафт менялся достаточно быстро, и вот уже выжженные солнцем степи уступили место заливным лугам, где гулял приятный ветер, и где речная прохлада разгоняла полуденный зной.

Только глубокой ночью, когда весь караван, включая ифритов, еле передвигался на гудевших от усталости ногах, вдалеке, наконец, показалась имперская граница. Это были всего лишь высокие деревянные столбы с красными флагами, вкопанные в землю каждые пятьсот метров. Находились они посередине чистого поля, совершенно никем не охраняемые. Но после перехода импровизированной черты имперцы заметно приободрились и ускорились еще сильнее, из-за чего даже крепкие ксоло высунули из пастей алые языки и тяжело дышали. Через пару часов, когда в непроглядной тьме ночи уже практически ничего не было видно, войско ифритов и их невольники неожиданно вышли к небольшой речной пристани, у которой раскинулось несколько заброшенных деревянных домов и сараев, а на причале стояли две узкие величественные галеры.

Это были вытянутые корабли с одним рядом весел и двумя толстыми мачтами с треугольными парусами из грязного коричневого брезента. Эти галеры отличались плавно изогнутым корпусом, у них был низкий тупой нос и высокая корма, оканчивавшаяся стальным украшением в виде чешуйчатого рыбьего хвоста, слабо блестевшего в свете звезд.

Пленников, как скот, загнали в темные сырые трюмы кораблей, где пахло гнилью, застаревшим потом и можно было заметить крупных крыс, которые совершенно никого не боялись. Ашарх и Манс вновь оказались разделены с Лантеей и Виеком, так как тех увели на второе судно. Трюм представлял собой сплошные лавки с впаянными металлическими кандалами и длинными веслами, временно втянутыми внутрь. Пленников распределили по лавкам, застегнув тяжелые кандалы на щиколотках. Кисти рук, наконец, освободили от жестких веревок, но у всех рабов на запястьях остались жуткие кровавые следы, которые нестерпимо болели и сильно опухли.

Профессора и Манса посадили вдвоем на одной лавке практически в самом носу галеры. Аш сперва подумал, что им повезло, поскольку остальных пленных разместили по трое, но довольно быстро он осознал свою ошибку, поскольку грести вдвоем оказалось куда тяжелее. Из крошечного окошка, на краю которого лежало одно из весел, ничего не было видно, кроме черной глади реки. Рабам спустили в трюм ведра с речной водой, мешки с надоевшей сушеной кониной и приказали спать до рассвета на жестких лавках.

Манс выглядел ужасно: он был морально и физически истощен. Постоянные тяжелые переходы, однообразная еда и периодические удары кнутом, которые каждый из рабов ежедневно получал за различные мелкие провинности или же просто так, – все это превратило юношу в осунувшегося призрака, который при любом окрике сразу же втягивал голову в плечи и дрожал. Профессор старался чаще приободрять Манса, нашептывать ему добрые слова, которые могли бы поднять боевой дух хетай-ра, но последние дни в глазах юноши все время стояли слезы.

– Послушай меня, – тихо позвал Ашарх своего друга. – Я знаю, тебе сейчас очень нелегко. Как и нам всем. Но нельзя сдаваться. Имперцы добиваются именно этого – ослабить нас, чтобы мы были готовы трудиться в их округах лишь за еду и сон.

– Я уже не знаю, что я хочу, – едва слышно признался Манс, обхватывая себя за плечи. – Это словно бесконечный кошмар, из которого невозможно выбраться. И я устаю бороться, Аш…

– Верю, верю. Но нужно продолжать, понимаешь? Ты ведь силен духом, уж я-то знаю. Ты пережил нападение на Третий Бархан, сумел выжить в Диких тоннелях почти без еды и воды. Ты пересек пустыни, побывал в сердце песчаной бури. Попал в Могучий Лес и не погиб под военной мощью имперцев. Разве можно сейчас отступить? – продолжал шептать профессор, не сводя пристальный взгляд со своего товарища.

– У меня уже нет сил, друг. – В глазах юноши блеснули слезы.

– Вспомни, мы ведь хотели втроем, ты, я и Лантея, уйти на край света. Побывать в горах гарпий. Забыть о войне и просто посмотреть на мир. Вспомни море. Ведь ты был покорен им? А есть и другие моря… Теплые, как парное молоко, или же скованные льдом, иссиня-черные, изумрудные, бурлящие или спокойные, словно душа мудреца. Неужели ты не хочешь увидеть их все?

– Хочу… – дрожащим голосом произнес Манс.

– Тогда ты должен быть сильным. Морская стихия подвластна лишь тем, кто способен ее обуздать. – Аш коснулся плеча хетай-ра и слегка его сжал. – Мы непременно выберемся и сбежим из этого плена. Только не падай духом и верь мне.

– Ты думаешь, улизнуть от ифритов действительно возможно?..

– После того, как эти галеры причалят в Салкахасе, мы должны будем любым способом бежать. В тех местах будут густые леса, где мы сможем укрыться.

– Но ведь нас наверняка казнят, если поймают? – надрывно протянул юноша.

– Значит, мы не должны попасться им. Вернемся по реке к границе с пустынями или Ивриувайном, а там мы уже сумеем решить, что делать дальше.

В этот момент по трюму прошелся один из надсмотрщиков, вооруженный кнутом. Он проверял, все ли рабы спали, поэтому Манс и профессор быстрее легли на свою лавку, притворяясь дремлющими. А когда имперец вернулся обратно на палубу, Ашарх понял, что хетай-ра успел по-настоящему заснуть, обессиленный долгим и тяжелым днем. Преподаватель решил не будить своего друга, да ему и самому требовался отдых.

Пинок ногой по ребрам вырвал Лантею из приятной темноты сна, возвращая вновь в мир, где она была лишь безвольной рабыней на галерах. Имперцы щелкали кнутами и толкали пленников, которые, с трудом свернувшись калачиком на узких лавках, едва смогли восстановить часть сил за ночь, а их уже собирались подвергнуть очередному испытанию. Новый щелчок – и ифриты указали на тяжелые длинные весла, которые следовало взять в руки и спустить на воду. Хоть ей и помогали два альва-соседа, Лантея едва сдержалась, чтобы не застонать, сделав первый гребок. Деревянные весла казались слишком тяжелыми, чтобы их можно было без усилий толкать даже втроем. Но надсмотрщиков не волновало это: они продолжали щелкать кнутами, подстегивая невольников, а один толстоватый имперец с мясистыми губами сел за тугие барабаны, установленные в носу галеры, и стал отстукивать ладонями единый ритм, в котором рабы должны были вспарывать речные волны.