По торжественным дням в херсонской соборной церкви Святой Екатерины собирались соратники Потемкина. Старшим был Суворов. Там в специально построенном склепе покоились останки князя Таврического. «Бойцы вспоминали минувшие дни» и молились за упокоение души своего великого предводителя.

Денег на ограждение Севастополя с суши Суворов так и не получил. Это аукнулось 60 лет спустя, во время Крымской войны. Англо-французские, турецкие и сардинские войска высадились в Крыму и осадили главную базу Черноморского флота. Героическая оборона закончилась сдачей Севастополя. Если бы интервентов вместо поспешно возведенных земляных укреплений встретили каменные бастионы, о которых хлопотали Потемкин и Суворов, итог войны мог быть иным.

Пока военное ведомство и генерал-прокурор Самойлов решали, как отказаться от программы строительства укреплений на юге, Суворов выслал Хвостову доверенность на продажу своих деревень, чтобы вырученными деньгами выплатить неустойку подрядчикам. Не получив от Военной коллегии положительного ответа, он решает просить императрицу «повелеть меня по здешней тишине уволить волонтером к немецким и союзным войскам на сию кампанию».

Екатерина не отпустила своего лучшего полководца. Ознакомившись с делами и требованиями Суворова, она незамедлительно распорядилась выдать 250 тысяч рублей на строительные работы.

Возводя новые крепости (подпись Суворова стоит на плане Аджибейских укреплений — будущей Одессы), заботясь о санитарном обеспечении войск и повышении их боеспособности, Александр Васильевич много разъезжал по обширному краю. Маршруты его поездок были в несколько раз длиннее, чем в Финляндии. Во время этих вояжей он предавался горестным раздумьям: уже третий год он в инженерах, когда другие (Каховский, Кречетников и назначенный послом в Польшу Игельстром) «суть на театре чести и славы». Он делится с Хвостовым:

«Сухопутная операция вперед моя! Нет ее… Флот идет: мой долг умереть хоть под Контр-Адмиралом… или победить десантным войском, какое бы его количество ни было. Здесь долго чего, кроме гарнизонщины, не ожидать. Я ж всех легче, ни за что награждениев требовать не буду.

С Гаврилой Романовичем, елико прилично, в удобных случаях Вы можете быть откровенным по моей оглохлой судьбе. Истинно, не мое дело инженерными миллионами править. Какой бы малый корпус ни был, все мне лутше быть в поле, хоть чрез море».

Державин, с которым Суворов познакомился в Петербурге, занял важный пост личного докладчика императрицы. Он уже подносил Александру Васильевичу хвалебные стихи. Вот один из них:

Лучший полководец России, несмотря на сравнение с Геркулесом, был не в восторге от этих строк: не намекает ли лучший поэт России на то, что его победы в прошлом?

Седьмого сентября 1793 года в Петербурге была торжественно отмечена годовщина окончания войны с Турцией. «Граф Александр Васильевич, — писала императрица в рескрипте. — В день мирного торжества, вспоминая заслуги и дела, которыми вы отличилися, пожаловали Мы Вам похвальную грамоту, с прописанием всех храбрых подвигов, Вами произведенных, и воздвигнутых Вами оборонительных зданий и укреплений в течение долговременного и навсегда знаменитого Вашего служения… Во свидетельство же Нашей к Вам доверенности и в надеянии на знание и искусство Ваши, вверяем Вам один 3-го класса крест ордена Св. Георгия Победоносца, да возложите оный по выбору Вашему на того из отличившихся в военном знании и храбрости, которого сочтете достойным. Сверх того, в знак Монаршего Нашего к Вам благоволения, посылаем Вам еполет и перстень алмазные».

На копии рескрипта сделана помета: «Еполет и перстень оценены в 60 тыс. рублей».

Еще не получив новых наград, Александр Васильевич, занятый наведением порядка в поставках провианта в войска, обеспокоенный нехваткой средств для возведения укреплений, пожаловался Хвостову: «При торжестве мира, естли б милость — я ее не прошу, ниже желаю. Лучше процент за долг измаильский». Этот «процент» он связывал не с генерал-адъютантством, а с командованием армией в случае войны.

Когда же рескрипт и награды были привезены в Херсон, Александр Васильевич послал коротенькое письмецо своему старшему адъютанту Курису: «Иван Онофриевич! Сюда я приехал; Вы приезжайте скоряе. Я вам конфеточку дам» (под конфеточкой подразумевался Георгиевский крест 3-й степени — очень высокая награда). Подполковник Курис заслужил доверие Суворова, выполняя его поручения в сражениях при Кинбурне, Фокшанах, Рымнике и во время измаильского штурма. Он находился на излечении, но поспешил откликнуться на вызов нетерпеливого начальника. Вручая крест одному из самых близких и доблестных своих струдников, Суворов сопроводил награду оригинальным наставлением:

«Получил. Быть может, что обретется в тягость. Для того приобретать достоинства генеральские.

1. Добродетель, замыкающаяся в честности, которая одна тверда. Оная — в держании слова, в безлукавствии и осторожности, в безмщении.

2. Солдату — бодрость, офицеру — храбрость, генералу — мужество. Всего выше глазомер, то есть, пользование положением места, трудолюбие, бдение и постижение…

3. Непрерывная та наука из чтениев: с начала регулярства — курс Марсов; а для единственных 6-ти ордеров баталии — старинный Вигеций. По Русской войне мало описания, а прежнюю и последнюю Турецкие войны с великим затверждением эволюциев. Старинные ж, какие случатся. Монтекукули очень древен и много отмены соображать с нынешними правилами Турецкой войны. Карл Лотарингский, Конде, Тюрен, маршал Де Сакс, Виларс, Катинат, какие есть переводы, и також поясняются текущею с французами войною. В ней много хороших правил, особливо к осадам! Стариннейшие ж, возбуждающие к мужеству, суть: Троянская война, комментарии Кесаревы и Квинтус Курциус — Александрия. Для возвышения духа старый Ролен».

Здесь, как и в приказах Суворова, уже отчетливо проступают чеканные строки «Науки побеждать». Не менее впечатляет знание полководцем человеческой натуры. Он предупредил соратника, что награда соответствует генеральским заслугам, поэтому может оказаться в тягость, если новый георгиевский кавалер не чувствует в себе соответствующих сил, способностей и знаний. На плечах генерала лежит очень большая ответственность за принятие самостоятельных решений в походах и на поле брани.

«Наука из чтениев» — это мировой опыт военного искусства. Для воспитания мужества нет чтения лучше, чем гомеровская «Илиада» с ее Троянской войной, а также история походов Александра Македонского, написанная римским историком I века Квинтом Курцием Руфом, и, разумеется, «Записки» Гая Юлия Цезаря. Заслуживали внимания также французские полководцы, мастера ясно излагать ход военных действий. К сожалению, описаний войн, которые вела Россия, почти не было, за исключением «Книги Марсовой, или Воинских дел от войск Царского Величества Российских во взятии преславных фортификаций и на разных местах храбрых баталий, учиненных над войском Его Королевского Величества Свейского», изданной в 1766 году. Но после окончания Северной войны со шведами Россия трижды воевала с турками. Приходилось пользоваться поучительным, но уже устаревшим трудом «Записки, или Главные правила военной науки» знаменитого австрийского полководца и военного писателя фельдмаршала Раймунда Монтекукколи (1609—1680). Была насущная необходимость в специальных работах по военной науке. Но в то время печатались лишь реляции в «Санкт-Петербургских ведомостях».