– раз назвал сына как римского императора, – Цезарем Августом. У папы, Грегорио Сандино, была небольшая кофейная плантация. Денег у семьи хватало, чтобы маленький Аугусто посещал школу, но после школы приходилось подрабатывать на ферме. Родился Аугусто то ли в 1895-м, то ли в 1893 году – то есть как раз тогда, когда у власти находился Селайя[70]. Времена были относительно стабильные – и Аугусто даже проучился несколько лет в гимназии в городе Гранада. Но окончить гимназию не пришлось: отец женился во второй раз, пошли дети – Сократес, Асунсьон, Зоила – всю эту кучу малышей надо было кормить.

Сандино, хоть он позже и прославился как непобедимый генерал, никогда не был профессиональным военным. Не было у него военного образования, и даже среднее было неполным. Правда, он жадно, запоем читал, но это уже другое. Внешность у него была самая незавидная: маленький, худенький, с некрасивым лицом метиса. Как у большинства крестьян Никарагуа, в венах Сандино текла преимущественно индейская кровь. Аристократические роды Латинской Америки любят подчеркивать своё расовое превосходство над простолюдинами – вот, мол, посмотрите на моё лицо: ничего индейского, чисто европейский профиль. Европейская внешность – это гарантия древности рода, гарантия того, что перед вами – не выскочка, не внезапно разбогатевший каким-то сомнительным способом нувориш.

Сандино, напротив, гордился своей внешностью и своим происхождением. «Я – никарагуанец и горжусь тем, что в моих венах течёт кровь американских индейцев, – говорил он. – Я – городской рабочий, ремесленник, но мои стремления общенациональны, мой идеал – обладать правом на свободу и правом требовать справедливости, даже если для завоевания этого потребуется пролить и свою, и чужую кровь. Олигархия, эти гуси из грязной лужи, скажут, что я – плебей. И пусть. Я горжусь тем, что вышел из среды угнетённых, ведь именно они – душа и честь нашего народа…»

В сентябре 1927 года Сандино объявил о создании Армии защитников национальной независимости Никарагуа – со своими знаменем, девизом, печатью, гимном, воинскими званиями и Уставом.

В этом Уставе специально подчеркивалось, что целью армии является изгнание янки, восстановление полного суверенитета Никарагуа и избрание законного, независимого от США правительства. Командование армией осуществляет Главный штаб, все бойцы армии – добровольцы и не получают никакого жалованья, им «запрещается наносить ущерб мирным крестьянам, но разрешается облагать принудительными налогами местных и иностранных капиталистов». Командирам Армии защитников национальной независимости Никарагуа строжайше запрещалось вступать в тайные переговоры с противником. Этот Устав подписали около тысячи бойцов – так возникла Армия Сандино.

Команданте разделил армию на колонны численностью от пятидесяти до нескольких сот бойцов. У каждой колонны было своё задание и свой оперативный район. Он разделил территорию, фактически контролируемую его армией, на четыре зоны, в каждой из которых были сформированы органы революционной власти. Это было ни много ни мало – четверть всей территории Никарагуа. К декабрю 1932 года сандинисты контролировали уже свыше половины территории страны.

Сандино и его армия быстро превратились в живую легенду. Неоднократно распространявшиеся правительством и янки сообщения о гибели вожака и разгроме его «банд» каждый раз оказывались вымыслом. Однажды такое сообщение о гибели Сандино было даже спровоцировано им самим: в начале 1928 года, когда американцы развернули крупное наступление на партизанскую базу «Эль Чипоте», окружили там штаб армии и принялись ежедневно бомбить базу, Сандино распространил слух о своей смерти и инсценировал собственные похороны. Американцы приостановили наступление на суше и принялись безостановочно атаковать базу с воздуха… Они полагали, что сандинисты, деморализованные гибелью своего вождя и беспрерывными авианалётами, скоро сами сдадутся.

А революционер тем временем, оставив на позициях чучела, вывел своих людей через джунгли из «Эль Чипоте»[71]. Когда «гринго» ворвались в «Эль Чипоте», они обнаружили, что база пуста. Через несколько дней им пришлось срочно эвакуироваться с базы – пришло сообщение, что партизаны захватили город Сан-Рафаэль-дель-Норте. Но когда «маринерз»[72] ворвались в Сан-Рафаэль, сандинистов там уже не было: они оставались в городе ровно столько времени, сколько было нужно для того, чтобы захватить и вывезти оружие из местного арсенала.

Вообще, Сандино постоянно ставил «гринго» в тупик. Американцы, например, хорошо знали, что в тропических джунглях ночью воевать невозможно – тьма кромешная, никакие опознавательные знаки не видны, а если стрелять на глазок, по вспышкам выстрелов, – наверняка перебьёшь кучу своих.

Однако революционеры благополучно разгромили посреди ночи лагерь «маринерз» на реке Коко, не оставив на месте боя ни одного убитого партизана. Американцам не пришло в голову, что Сандино приказал своим людям перед боем раздеться догола и выкупаться в реке. Света звёзд и вспышек выстрелов вполне хватило для того, чтобы голые блестящие партизаны уверенно различали друг друга в бою. Так, без потерь, небольшой отряд голых сандинистов, вооружённых одними мачете и пистолетами, полностью уничтожил втрое превосходящее их по численности подразделение морских пехотинцев, захватил ружья, патроны, пулемёты, гранаты и карту с планом антипартизанских операций.

Вскоре в Армию Сандино стали приходить не только никарагуанцы, но и другие латиноамериканцы. Чем шире распространялась слава Сандино, тем больше появлялось в Латинской Америке людей, которые приходили к мысли, что погибнуть в горах чужой страны, сражаясь с «гринго» за её свободу, – куда достойнее, чем прозябать у себя на родине. Многие из таких людей скоро выбились в командиры в армии революционеров. Вообще, Армия Сандино состояла, конечно, из людей неординарных. Ординарные в такое самоубийственное дело лезть боялись.

Армию Сандино называли иногда «армией детей». У него было очень много бойцов-подростков. Взрослые усталые крестьяне, сплошь и рядом, хоть и сочувствовали революционерам, но воевать не стремились – семью надо кормить, да и вообще – «плетью обуха не перешибёшь». А 12—14-летние мальчишки семьями ещё не обзавелись, да и насчёт плети и обуха они не были так уверены.

Первым таким бойцом был индейский мальчуган всего лишь девяти лет от роду. Несколько недель по тропам, видным только индейцам, шёл он сквозь джунгли в лагерь Сандино. Принёс продукты партизанам и потребовал ружьё и пули, «чтобы убивать бандитов». Сандино называл его «чико-омбре» (мальчик-мужчина). Этот Чико-омбре участвовал в тридцати шести боях, выучился у партизан грамоте, стал всеобщим любимцем. Таких «чико-омбре» было много. Лучшим снайпером у сандинистов был двенадцатилетний Хосе Кастильо. Сначала он был разведчиком, но в бою у Тельпанека был ранен в ногу и охромел. Тогда Хосе стал снайпером.

Подростки приходили даже из-за границы. Прославившийся храбростью «чико-омбре» Хуан Альберто Родригес пробрался к Сандино из Гондураса. Ему тогда было двенадцать лет. Сандино пытался отправить мальчишку домой, но ничего не вышло. Тот