домика это здание выглядело зловеще. Расположенное на возвышении, оно смотрелось как средневековая крепость. Огромный забор с колючей проволокой наверху и колючей проволокой вокруг, мешками с песком, пулемётами и многочисленными часовыми и наблюдательными вышками. Посередине одиноко развевался звёздно-полосатый флаг. Других зданий вокруг, несмотря на то что это город, не было. Пустое пространство, очищенное даже от растительности, придавало картине унылый, мрачный вид.

– То-то, окопались! – процедил Помазков. – Боитесь… Скоро везде во всём мире так будете сидеть.

– Знаешь, почему «гринго» так не уважают в Латинской Америке? – спросил я.

– А где их уважают, – даже не вопросом, а утверждением сказал Володя.

– Потому что их самоуважение доведено до абсурда, – заключил я. – Их любовь к себе идёт через унижение других. Сами сегодня в стране – в полном дерьме, а видишь, какая показуха своей «мощи»…

– Группа кубинского спецназа из шести-восьми человек разорила бы это гнездо очень основательно, – заключил нашу беседу Помазков.

Заочно повоевав с американцами, мы опять свернули на обычные улицы города. В некоторых местах дома были разрушены. Это последствия землетрясения 1972 года. Такие картинки навевали неприятные мысли о беспомощности человека перед стихией.

Впереди идущая машина остановилась.

– Обменник, – предположил Володя.

Мы оказались на небольшой площади перед каким-то рынком. Как только мы закрыли дверь машины, нас окружила группа детей лет по пять-шесть:

– Sinior! Por favor, dame una sigareta para mi mama… – заголосили они все вместе. От такого шума и напора я не мог понять смысл слов и чего они просят.

– Чего они хотят, Виктор Васильевич? – растерялся я.

– Они просят: «Синьор! Пожалуйста, дайте одну сигаретку для моей мамочки…» Они увидели у тебя красивую пачку сигарет, вот и просят…

Я действительно, выходя из машины, достал «More» и попытался прикурить.

– Для мамы? – ещё больше растерялся я. Но стал раздавать красивые тонкие сигареты в детские руки. Получив свои сигареты, группа вымогателей скрылась. А я пытался взглядом проследить: куда они бегут и где их такие курящие мамы. Но в толпе и суете так ничего и не увидел… Пройдя площадь ко входу в огромный рынок, я увидел этих «мамочек», торгующих сигаретами разных и сортов, и калибров – и врассыпную, и пачками. Да, наконец я понял подвох и присоединился к весёлому смеху моих друзей, которых почему-то дети не выбрали…

– Они сразу увидели, что ты добрый, – шутил Виктор Васильевич. – Ну, вот и наш обменник, – обращаясь сразу ко всем, он показал рукой на рынок.

Огромный городской рынок, где продавалось буквально всё, что только продаётся в мире, – кипел деловым муравейником.

– Только не отставайте и не теряйтесь! – уже кричал В.В., увлекая нас в бесчисленные ряды шмоток, продуктов, плетёных кресел, чучел крокодилов и другой нужной и не очень нужной всячины. – У меня здесь есть местечко со знакомыми продавцами, там и произведём обмен…

Минут через десять, покрутившись по лабиринтам торговых рядов, шеф вывел нас к наиболее укомплектованному товаром прилавку и нырнул в дыру между развешанных рубашек и панталон, а через мгновение появился оттуда уже с хозяином.

– Все наши посольские это место передают по наследству, – стал объяснять Виктор Васильевич. – Здесь, как в банке, – всё честно и высокая культура обслуживания. Предлагаю поменять по сто долларов. Больше не надо, на месяц жизни вам хватит, и сувениров еще накупите.

Хозяин радостно и доброжелательно улыбался, приглашая зайти в дыру-банк. Я «нырнул» туда первым.

– Сто долларов, – протянул я ростовщику хрустящую купюру.

– Два миллиона семьсот тысяч кордоб, – проговорил он, сделав быстрые расчёты и забрав у меня одну зелёную бумажку.

– Сколько, сколько? – оторопел я, удивляясь грандиозности цифры.

– Два миллиона семьсот семьдесят тысяч, – поправился банкир. Видно, он подумал, что это для меня мало, и сразу же добавил ещё семьдесят тысяч…

Я кивнул. А хозяин стал доставать из картонной коробки перевязанные пачки засаленных разноцветных купюр. Сначала размером побольше, затем пошли бумажки поменьше. Выложив передо мною на какое-то подобие стола, заваленного рубашками, огромную кучу денег, проговорил:

– Всё!

Эта куча кордоб шокировала меня. В карманы я спрятать это явно не мог. Нести в руках, в охапке, – было бы по крайней мере странно… «Да, надо бы было взять рюкзак», – думал я и разглядывал кучу денег. Хозяин понял мою заминку и дал мне большой пакет, похожий на мешок. Мы вместе с ним уложили деньги вовнутрь, и я вылез из дыры.

Пока процедуру обмена проходили другие, так же, с округлёнными глазами и мешками, набитыми деньгами, по очереди выходя из тёмного пространства, я говорил В.В.:

– Ну вот, Виктор Васильевич, теперь я тоже миллионер…

– И как ощущение? Чувствуешь ненависть к бедным? – подначивал меня шеф. – Смотри, с такими деньгами не зарывайся… Не забывай старших товарищей, с кем в схроне сидел вместе, – шутил он.

– Двадцать семь тысяч кордоб за один доллар! – не обращая внимания на его шутки, пытался анализировать я. – Вот это инфляция! Какая зарплата у людей здесь? Ну, в среднем… – стал я приставать к Виктору с вопросами.

– Двести, двести пятьдесят тысяч в месяц…

– Это? Это… – стараясь перемножить и разделить, бормотал я. – Семь-восемь долларов? Ничего себе… Как же они живут?

– Вот так и живут. Поэтому и воюют за хорошую жизнь…

– Слушай, Васильич, сразу как-то миллионером неудобно становиться. А сколько в спецназе офицеры получают? – не унимался я.

– Двадцать пять долларов.

– Как же это? И ещё в боевых действиях принимают участие, – уже не с шефом, а сам с собою стал разговаривать я. – Такие люди – это, это… особенные люди…

В этот момент я совершенно по-другому посмотрел на всё происходящее в этой стране. Я проникся уважением к нашим друзьям, офицерам спецназа, и с ужасом вспомнил, что, когда мы приходим в штаб, они все наперебой пытаются ещё и угостить нас или фруктами, или какими-то сладостями. А мы, дураки, не отказываемся и едим, как из голодного края. Ужас! Да, на самом деле, бескорыстие их не знает границ, у них нет в головах вопросов о «золотом тельце» и благополучии. Но ведь, наверное, они мечтают об этом? Ведь они же хотят жить хорошо? Не может же быть, что Сомоса их отучил от изобилия, да… какого изобилия, на это же даже семью не прокормишь…

– Ты обратил внимание на то, что в городе много разрушенных домов? – спросил меня В.В. – Это после землетрясения 1972 года. Эпицентр его оказался точно в центре Манагуа. Десятки тысяч человек погибли, сотни тысяч остались без крова. Так вот, международной помощи было передано правительству огромное количество, только деньгами – восемьдесят пять миллионов долларов! Сплошным потоком шли разные товары, медикаменты, одежда,