белого цвета, в центре каждого был нарисован красной краской талисман, отводящий беду. Юйчунь долго смотрел на них, пока до него не дошел их смысл. Чума.

Юйчунь оказался одним из первых заболевших, и он первым выздоровел. Он не знал, потому ли, что он был младше и выносливее, чем обычно, или его предки наконец-то решили о нем позаботиться. Начавшись довольно сдержанно, таинственная чума разгорелась подобно пожару: она пронеслась по войску Чжу, сбивая с ног всех, кто попался ей на пути. Болезнь, которая, по словам Цзяо Юя, была вызвана переизбытком инь в основных органах, начиналась с кашля, потом к нему присоединилась рвота и неконтролируемые испражнения, и, наконец, свирепая лихорадка, которая за несколько дней расплавляла весь жир в теле человека. После этого было вопросом удачи, начнет ли восстанавливаться сильно уменьшившаяся жизненная сила ян больного или он станет одним из тех несчастных, баланс сил которых нарушался еще больше, их энергия ци прекращала циркулировать, и они умирали.

Командир И, опасаясь распространения чумы среди своих солдат, в панике отправил заместителя командира Сюй обратно. Первый министр приказал весь квартал вокруг храма Чжу посадить на карантин. Построили ворота, заперли их цепями, и несколько солдат И нехотя стояли на страже, воткнув большие пальцы рук в точки ци на ладонях в надежде оградить себя от заражения. Ворота открывали только чтобы внести еду. Даже мертвецов приказано было оставлять внутри, и их приходилось хоронить в позорных общих могилах.

Избежал болезни лишь каждый десятый, и в их числе командир Чжу. Юйчунь полагал, что это люди с избытком ян, но когда он изложил эту теорию Цзяо, инженер фыркнул и напомнил, что Чжу похож на ощипанного цыпленка, так что вряд ли в его теле избыток мужской энергии. Чжу с виноватым видом человека, который понимает, что не сделал ничего, чтобы заслужить свое крепкое здоровье, направил усилия других уцелевших на приготовление еды и уборку. Две недели он даже лично ходил по баракам, утешал пострадавших и ухаживал за ними. Затем наступил день, когда он исчез: заболела Ма, его жена. После этого его обязанности взял на себя заместитель командира Сюй. Он обрил голову перед тем, как отправиться под начало И: очевидно, надеялся, что подчеркнуто-религиозная внешность послужит ему защитой от «несчастных случаев». Его голый скальп в сочетании с ввалившимися после чумы щеками вызывали у Юйчуня неприятные ассоциации с рассказами о голодных призраках, которые бродят по сельской местности в поисках человеческой печени.

Изнутри ограды карантина казалось, что в остальном Аньфэне жизнь продолжается как обычно. Время от времени Юйчунь видел отряды других командиров на учениях и слышал барабанный бой все более частых церемоний в честь Сияющего Князя. Однако он уже пробыл здесь достаточно долго и понимал, что то, что он видит – спокойный, упорядоченный и послушный Аньфэн, – это всего лишь видимость.

Чжу сидела у постели Ма. Она ничем не могла помочь страданиям Ма и терзалась виной за это. По утрам девушка спала; вечером и ночью она металась в лихорадке, кричала что-то о призраках. Чжу не могла ничем ей помочь, только давала попить воды, кормила кашей и меняла пропитанные потом простыни. Иногда во время этих процедур Ма приподнималась и отбивалась от Чжу, в ее глазах стоял ужас. Этот ужас пронзал Чжу, как кинжалом: это был страх за Чжу, страх, что она может заболеть, прикасаясь к Ма. Во всем этом была виновата Чжу: ей никогда не приходило в голову, что болезнь может поразить не только тех, кто поел подношений призракам. Ее небрежность вызвала более страшные последствия, чем она хотела, и Ма стала ее жертвой. Но даже из глубины своей болезни Ма заботилась о том, чтобы Чжу не пострадала.

С болью в сердце Чжу схватила яростно отбивающуюся руку Ма и сжала ее, вложив в это пожатие всю силу убеждения, какую ей удалось собрать. Ей было о чем тревожиться, но смерть от контакта с призраками ей не грозила.

– Не беспокойся, Инцзы, – мрачно сказала она. – Призраки меня не поймают. Я вижу, когда они приходят.

Возможно, призраки ее бы и не поймали, но мертвецы преследовали Чжу во сне. Даже не считая ужасных последствий того, что призраки ее заметили, Чжу не была уверена, что нашла лучший выход. Почти столько же ее солдат умерло, сколько погибло бы, если бы она поддержала переворот Чэня. Она полагала, что они, по крайней мере, умерли с чистыми руками, что хорошо для их последующих жизней. Единственными руками, испачканными в крови, были руки самой Чжу. А переворот еще даже не произошел. Ее пугала мысль о том, что ее люди выздоровеют и карантин снимут раньше, чем Го и Сунь сделают свой следующий ход. Что, если она все это зря затеяла?

Всю свою жизнь Чжу считала себя достаточно сильной, чтобы вынести любые страдания. Но страдания, которые она себе представляла, всегда касались ее собственного тела: голод, физическая боль.

Но сидя возле Ма и держа ее горячую, как огонь, руку, она обнаружила, что бывает такая мука, какой она и вообразить не могла. Потерять любимых. При одной лишь этой мысли она чувствовала, что из нее будто вытягивают внутренности. Сюй Да выздоровел, но что, если жизнь Ма станет еще одним следствием ошибки Чжу?

Чжу боролась с собой. Нутро сжалось, когда к ней вернулся самый старый страх: что, если она будет молиться, а Небо услышит ее и поймет, что это не тот голос?

Изо всех сил она схватила этот страх и затолкала его поглубже. «Я Чжу Чонба!»

Она опустилась на колени и вознесла молитву Небесам и своим предкам так горячо, как уже давно не молилась. Когда она наконец поднялась, то с удивлением и благодарностью почувствовала, что лоб Ма стал прохладнее. Ее сердце взлетело ввысь от облегчения. Она не умрет…

Но пока Чжу стояла, приложив ладонь ко лбу Ма, она услышала вдалеке знакомый рев: звук сражения.

Попытка переворота Го и Суня продолжалась один день и была подавлена почти так же быстро, как началась. Город еще дымился, когда люди Чэня распахнули чумные ворота и передали вызов во дворец. Чжу осматривала масштаб разрушений, пока они шли по улицам, и подумала, что Го и Сунь были на удивление близки к успеху. Повсюду желтая глина Аньфэна смешалась с кровью. Целые кварталы города выгорели дотла. Аньфэн был деревянным городом, и многие отказались бы от мысли поджечь баррикады Суня. Но Чэнь был не из их числа.

В центре города,