Муж несчастной женщины, очень высокий, в длинной рубахе до пят и клетчатой арафатке, стоял рядом с ней с непонимающим взглядом. Он, похоже, действительно ничего не слышал, а только рассматривал узорчатую роспись небогатого мусульманского дома. Безучастное, заросшее седой бородой лицо почти оливкового цвета и серые глаза несчастного мусульманина не оставляли сомнений в его правоверности.

За столом сидел мужчина средних лет, лысый, как коленка, с маленькими щелочками глаз, придававшими его лицу выражение крайней хитрости. Мустафа Насери был предводителем самопровозглашенной организации «Дети Зеленого Знамени», по сути — небольшой банды, кочующей между Турцией и Сирией и совершающей набеги на правительственные войска. Члены ее считали себя настоящими воинами ислама. Чем мельче и немощнее организация, тем больше в ней гордости и величия, тем крикливее ее лозунги.

— А что вы делали в Турции? — задал резонный вопрос Мустафа.

— Мы были на могиле моей матери, — ответила женщина. — Она погибла много лет назад.

Слушая щебетание мусульманки, бездетный Мустафа оттаял. Он вспомнил свое детство, когда мать впервые привела его в медресе. Тогда солнце было ярче, а небо лазурнее. Запахло родным домом, свежим козьим молоком и горячими ячменными лепешками, которые ели во дворике под большим оливковым деревом…

— У тебя лицо европейки, женщина, — обратился к собеседнице Насери.

И правда, несмотря на безупречный арабский язык, эта очень красивая женщина совсем не походила на дочь восточных пустынь.

— Вот муж твой — настоящий муслим, — заявил Мустафа, пристально глядя на глухонемого мусульманина. — Похоже, мы даже где-то с ним встречались. Эй, муслим!

Ни единый мускул не дрогнул на лице высокого мужчины. Он продолжал смотреть на изразцы маленького домика.

«Действительно, глух, как скорпион», — подумал хитрый Мустафа.

— А как зовут твоего мужа, женщина? — спросил Насери.

— Вити аль-Лавров.

Виктор сильно прикусил язык, чтобы не засмеяться. Саломея истово изображала несчастную семейную пару из Багдада, где он был достойным человеком, а она — его четвертой беременной женой, чудом оставшейся в живых.

— А что у него с руками? — обратил внимание Мустафа на ладони Виктора, на которых не было живого места.

— О-о-о, — на секунду замялась девушка, — эта болезнь поразила его от горя. В госпитале Багдада сказали, что это экзема…

Насери подозрительно смотрел на Саломею, которая все не умолкала. Она понимала, что верят, как правило, в самую несусветную чушь.

— Мой муж очень уважаемый и достойный человек. До войны он учил детишек в медресе, а после… Он перестал слышать и говорить. Такая беда, такая беда… — Саломея залилась горькими слезами.

— Не плачь, женщина, — гораздо мягче произнес Мустафа, с уважением взглянув на достойнейшего аль-Лаврова. Он посмотрел и на кругленький животик «мусульманки». — На каком ты месяце?

— На седьмом, уважаемый Мустафа. Надеюсь, будет сын. Воин.

— Хорошо, Сала-хатун, — выдохнул Мустафа. — Вы просите меня помочь перебраться на территорию Латакии.

В этой части гор не появлялись даже военные. Никому не хотелось нести большие потери в перестрелках с бандитами, которые чувствовали себя среди перевалов как рыба в воде. Как сюда добрались украинский журналист и сербская девушка-боевик, замаскированная под жену мусульманина, было известно лишь им одним. Но перейти границу, чтобы попасть в сирийский город Кассаб, можно было только отсюда, и только с помощью головорезов Мустафы Насери.

— Милостью Аллаха мы здесь, — подняла руки к небу Саломея, которая представилась исламисту Салой, — взываем к тебе, брат наш по вере…

— Хорошо, хорошо, — словно оправдываясь, перебил ее Мустафа Насери. — Я не могу не помочь достойнейшему брату моему мусульманину.

Саломея глубоко и с облегчением вздохнула.

— Услышал Аллах молитвы наши…

— Но и ты помоги мне, брат мой! — вдруг обратился хитрый бандит к аль-Лаврову.

Саломея стала переводить Виктору слова Мустафы азбукой глухонемых. Она, конечно, не знала, как это делается, но и Мустафа тоже не знал. Оставалось надеяться, что украинский журналист Виктор Лавров как-то догадается, чего от него хочет Насери, ведь его словарный запас арабского языка был невелик.

— Я тут запамятовал одну суру из Корана. Не мог бы мой брат мударрис[28] помочь мне дописать ее?

«Твою ж дивизию, бога, душу…» — мелькнули в голове у Лаврова совсем не монашеские слова, когда он понял, чего от него хотят.

Мустафа взял «брата» за руку и подвел к столу, где лежала рукопись арабской вязью.

«Это провал», — подумал Виктор, взяв в руку палочку для письма.

«Это провал», — проглотила ком в горле Саломея.

Виктор взглянул на лист бумаги. Немыслимо! Этого просто не могло быть! Там был начертан текст единственной суры, которую он знал, — суры «Ан-Нас».

Когда-то в институте на лекции по востоковедению он ради озорства изучил ее и мог написать с закрытыми глазами. Он мечтал удивлять этим девушек, а получилось, что сейчас сура «Ан-Нас» спасает ему жизнь.

Виктор, еще сам не веря своей удаче, положил палочку обратно в чернильницу, провел ладонями по небритым щекам, как делают все мусульмане, затем степенно согнулся, опять взял палочку в руку и вывел остаток суры красивой арабской вязью:

Глаза Мустафы загорелись. Он был в восторге.

— Спасибо тебе, о достойнейший брат мой! Вас отвезут, куда вам надо, сегодня же.

А Саломея якобы перевела эти фразы на язык глухих, хотя и так было понятно, что это были слова благодарности.

* * *

Они тряслись в машине уже третий час. Сначала долго петляли по горной дороге, которую нельзя было назвать серпантином. Попадались участки, где машина даже на холостом ходу продвигалась с большим трудом. Где-то дорогу совсем размыло, где-то ее умышленно взорвали сами же боевики для затруднения передвижения. Виктор и Саломея, не переставая изображать «мужа и жену», сидели в глубине крытого фургона маленького грузовичка. Такого старого, что и не разберешь марку этого чуда техники. В глубине фургона было достаточно темно и не совсем уютно. Скамейки располагались вдоль бортов, и наши путешественники смотрели друг на друга. Рядом с каждым из них сидели по два исламиста в камуфляжах и с автоматами Калашникова «Табук» иракского производства.