Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он злился, негодовал, иногда даже тайно, тихо проклинал ее, но постоянно ждал ее прихода. Это становилось похоже на наваждение, которым она опутала его, связала по рукам и ногам.
Войтовский перестал куда-либо ездить, кому-либо звонить. Из Канады с ним связывалась пани Зося, и этого было достаточно. Он и в самом деле существовал в режиме ожидания, преддверия, предчувствия… отмечая малейшие колебания настроения Герцогини, ловя выражение ее глаз, ее улыбку, вздохи, жесты. Он пытался угадать, когда же, когда…
— Не смотри на меня так! — высокомерно произносила она.
И Леонард мгновенно терялся, покрываясь испариной ужаса, словно речь шла о его судьбе, подавлял нервный озноб, дрожь и… отводил глаза.
— Скоро тот человек… для которого ты осуществляешь посредничество, примет наконец решение? — однажды спросил он. — Нас могут опередить.
Она не стала спорить, достала из сумочки паспорт и протянула ему.
— Вот, возьми и сделай мне заграничный. У тебя ведь есть знакомства? Заплати за срочность. Паспорт может понадобиться уже послезавтра. Впрочем, я еще не знаю, куда мы поедем. Далеко… на край света.
— Если ты хочешь затеряться, Россия с ее глухими уголками подходит лучше всего, — позволил себе дать совет Войтовский.
— Я подумаю…
Так она возводила непроницаемую, непреодолимую стену между ним и собой. Ее лицо холодело и каменело, глаза становились отрешенными, и всем своим видом она выражала непоколебимую свободу — никто не сможет и не будет влиять на ее выбор.
Леонард Казимирович прибег к старым связям и занялся заграничным паспортом для Герцогини. Задыхаясь от нетерпения, он открыл документ, пробежал глазами данные, фамилия, имя, год и место рождения, где выдан — они ничего существенного не сказали ему. Немного удивили, пожалуй.
— Так вот как тебя зовут, — пробормотал он, разглядывая фотографию.
Лицо молодое, без краски, прическа обыкновенная. Как меняют людей годы, обстоятельства, деньги!
Там, куда обратился Войтовский, взялись сделать паспорт в течение трех дней, назвали сумму. Он молча заплатил. Опять подумал, что российская глубинка не в пример лучше любой заграницы: заберешься в какую-нибудь Чалдонку или Усть-Нюкжу, затаишься — вовек не сыщут.
— Однако что же мы станем делать в Чалдонке? — вздохнул Леонард. — Что мы вообще собираемся делать? Как жить? И возможно ли в нашем положении надежно скрыться?
Терзаемый тревожными мыслями, он вернулся домой, сел в свое любимое кресло перед зеркалом, закурил сигару, чувствуя себя уже не жителем Москвы, не канадским бизнесменом, не Леонардом Войтовским, потомком шляхетного польского рода, а беглецом, по пятам которого следует неведомый, страшный враг.
— Может быть, я все это вообразил? — пытался он уговорить себя. — Кому я нужен? Кому нужна она, Герцогиня? Или как мне называть ее теперь?
Она ворвалась, громыхнув дверями, вся пышущая жаром и одновременно холодная с мороза, дыша свежестью нового снега, духами, прошла в сапогах в кабинет, бросила ему на колени шубку.
— Едем! Сегодня же, сейчас же! Собирайся.
Войтовский опешил и… немного струхнул. Что-то случилось?
— Мы не можем, — мягко сказал он, обращаясь к ней по имени, и взял ее горячую руку в свою. — Твой заграничный паспорт не готов. Ты же сама просила! Я заберу его только послезавтра.
Войтовский впервые назвал ее по имени, она пропустила это мимо ушей, огорченная его словами. Паспорт! Ну, конечно же! Придется пару дней потерпеть.
— Если документа нет, тогда едем в твою глубинку…
— В Чалдонку? — пошутил он. — Успеем. Надо забрать паспорт. Вдруг пригодится?
— А если не успеем?
Смирнов уже четверть часа стоял под горячим душем, прислушиваясь к ноющей боли в голове. Он сбрасывал с себя усталость, недомогание и лень. Развязка дела, которое он расследовал, приближалась, так что отлежаться, без спешки привести мысли и тело в порядок не удастся. Медлить нельзя. Похоже, события развиваются стремительно.
Посещение Старицы и Рыбного открыло ему глаза на некоторые факты.
Его падение с кручи никакая не случайность и не оплошность неопытного исследователя обрывистых речных берегов в непогоду. Да, он мог поскользнуться… но его толкнули в спину, явно! Тут нет сомнений. Нападавший надеялся, что приезжий либо сломает себе шею, либо разобьет голову, — видимо, тот был неплохо осведомлен и о засыпанных снегом скальных выступах, и об узких, опасных зимой террасах. Значит, скорее всего, он местный.
— Кто же знал о моем приезде? — спросил себя сыщик, подставляя под сильную струю то одно плечо, то другое. Душ шумел, и от этого тоже начинало в ушах шуметь. — Здорово все же я треснулся головой. Если бы не снежная подушка, смягчившая удар… Так, не будем о грустном!
Он поразмыслил и сделал вывод, что о его приезде знал Хромов, который был посвящен в план по поводу Старицы; знала Федотья Хлебина… которая могла сообщить в Рыбное зятю и дочери. Как? Это уже технические детали. Была бы необходимость, а способ найдется. Николай Драгин куда-то ушел после обеда: вечером и половину ночи его дома не было. Получается, и алиби Насти подтвердить некому, разве что детям. Жаль, Ромка слишком мал, а о братике и говорить не стоит: младенец еще.
Стоп! У Хромова в Старице осталась любовница — некая Лидия Семенцова, он вскользь упоминал о ней. Что, если это она? Мог Валерий по телефону уведомить ее о приезде сыщика из столицы? Запросто.
«А могли за мной следить из самой Москвы? — подумал Всеслав. — Вряд ли. Я бы заметил, почувствовал».
Он вспомнил, как по дороге к Кудеярову дереву почудился ему чей-то пристальный взгляд, будто крался кто-то по пятам, невидимый в снежной мгле. Потом не до того стало, торопиться надо было, чтоб до темноты успеть на берег.
— Значит, где-то в Старице или уже в Рыбном появился наблюдатель, — вслух произнес Смирнов. — Ах я шляпа! Провели меня, как новичка.
— Не будешь таким самоуверенным! — заявила Ева. Она принесла полотенце и стояла, глядя на его развитое, с выпуклыми твердыми мышцами, тело, блестевшее в струях воды. — Давай вытирайся. Обедать пора. Ого, какой у тебя синяк на спине!
Ева уже выслушала все подробности злоключений сыщика, только одну деталь он представил мягче: опасное падение и удар головой. Ей незачем расстраиваться, когда все позади.
Есть не хотелось, аппетит не появился даже после рюмки холодной водки. Славка жевал мясо и салат, чтобы не огорчать Еву.
— Хромов вчера не мог быть в Рыбном, — без предисловия сказала она. — Мы с ним встречались, вспоминали разговор с монахом. Представляешь? Это был не сон, точно! Монах говорил про склеп, где покоилось тело, дескать, «он открылся» и через одиннадцать лет закроется. Понимаешь? Вот что означает условная фраза: «Он открылся». Склеп! Они должны успеть.