Она превозносит его, словно какого-то святого, сонно подумал он.

— Я была ошеломлена, когда поняла, что два Роберта в моей жизни были одним и тем же человеком, — призналась Жуана. — Я сначала с трудом поверила твоим словам. Я так долго считала тебя умершим. И твой внешний вид, и поведение очень сильно отличались от образа, который я хранила в памяти. Однако ты и он — одно и то же лицо. Я рада, что ты стал таким мужчиной. Я рада, что ты остался в живых. Знаешь ли ты, что твои солдаты считают тебя настоящим героем, что ты невероятно популярен среди них? Алан, например, молоденький солдатик, которому ты поручил стеречь меня, считает тебя чуть ли не божеством. В штаб-квартире тебя тоже уважают. Ты заслужил такое отношение исключительно благодаря своим личным качествам, без чьей-либо помощи.

Ее пальцы продолжали нежно перебирать его волосы.

— Роберт? — немного помолчав, окликнула она.

Ответа не было.

— Я люблю мужчину так же крепко, как любила мальчика, — сказала она почти беззвучно. — Даже сильнее. Потому что теперь я знаю, как трудно найти человека, который заслуживал бы, чтобы его любили. Я буду всегда любить тебя, что бы ни случилось завтра.

Капитан Блейк крепко спал.

В наступившей предрассветной сцене было что-то внушающее чуть ли не суеверный страх. Тысячи людей, поднятые без помощи сигнала побудки, оделись, проверили оружие, торопливо и почти беззвучно проглотили холодный завтрак. На лицах не было признаков страха, только сознание опасности и сдерживаемое возбуждение.

Палатки были демонтированы и возвращены в обоз. Женщины, приходившие провести ночь со своими мужчинами, целовали их на прощание и без суеты и истерики тоже уходили в обоз.

Жуана наблюдала за происходящим как будто со стороны, как будто сама находилась далеко отсюда. Но она отнюдь не была сторонним наблюдателем и всем сердцем хотела принимать во всем самое активное участие. Она испытывала страх, а страх она презирала и обычно старалась его подавить в себе, если он возникал. Вот если бы она готовилась к сражению вместе с мужчинами, тогда бы она не боялась.

Тот, кто запретил женщинам участвовать в боях, был человеком чрезвычайно глупым, подумала она.

Для ее охраны в тот же день был назначен тот же солдатик. Капитан Блейк коротко проинструктировал его, как будто она вообще ничего для него не значила, как будто она не более чем его пленница. Интересно, сожалеет ли солдатик о том, что пропустит битву? Но солдатик, кажется, гордился тем, что его капитан поручил ему дело чрезвычайной важности.

Она пыталась отвлечься, чтобы не обращать внимания на комок страха, образовавшийся где-то внутри.

Потом настало время уходить. И ей и ему.

— Жуана, — сказал он, наконец взглянув на нее. Еще едва рассвело, и они плохо видели друг друга.

Наверное, он снова превратился в гранитный монолит, подумала она, взглянув на него.

— Иди с рядовым Хиггинсом. И помни, пожалуйста, о том, что обещала мне вчера. Увидимся позднее.

— До скорого, — сказала она и, одарив его ослепительной улыбкой, отвернулась. Потом снова оглянулась через плечо и, не заботясь о том, что ее слушают и молодой солдатик, и еще десятки мужчин, находящихся поблизости, сказала: — Роберт, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знал это. На случай, если не вернешься.

Его рука застыла на винтовке. И все его тело замерло и напряглось. Потом он кивнул, не улыбнувшись, повернулся и зашагал прочь.

— Ну что ж, — обратилась она к рядовому Алану, — такие вещи нужно говорить, когда мужчина идет в бой. Ну, куда ты теперь поведешь меня? Надеюсь, не прямиком в обоз вместе с пожитками и другими женщинами? Трудно будет сидеть и не знать, что происходит на поле боя.

— Так точно, мэм, — ответил солдатик. Она улыбнулась.

— Тебе бы тоже не понравилось быть в стороне, не так ли? Ты пришел сюда, чтобы участвовать во всем, и вполне понятно, что тебя раздражает, когда какая-то женщина не только лишает тебя возможности участвовать в битве, но даже знать, что там происходит. Кто-нибудь из твоих товарищей может даже назвать тебя трусом, а это было бы совсем несправедливо.

— Да, мэм, — неуверенно сказал солдатик. — Но я выполняю приказ. Я горжусь тем, что выполняю приказание капитана Блейка.

— Не сомневаюсь, — кивнула она. — А он сегодня будет гордиться тобой, потому что ты хорошо выполнил свою работу. Я облегчу тебе задачу и даже не попытаюсь сбежать. Я останусь здесь и дождусь, когда он вернется, целым и невредимым. Видишь ли, то, что я сказала ему на прощание, — правда. — Она заговорщически улыбнулась ему.

— Да, мэм.

Парнишка явно подпадал под ее обаяние. Она знала, что если сейчас скажет, что белое, мол, совсем не белое, а черное, то он с готовностью ответит: «Да, мэм!» Она была намерена без зазрения совести воспользоваться своим преимуществом. Она умерла бы от скуки и разочарования — и от страха тоже, — если бы пришлось целый день провести в обозе вместе с припасами, пожитками и женщинами. Она не знала бы, как идет битва и что там с Робертом. И находилась бы далеко от французской армии. Ей только что пришло в голову, что французы целый день будут поблизости.

Что, если ей представится еще один шанс встретиться с полковником Леру? Но нет, нельзя ждать слишком многого. Было бы очень хорошо, если бы оказалась правдой ее мысль о встрече. К тому же у нее по-прежнему не было при себе ни мушкета, ни ножа. Мушкет был перекинут через левое плечо рядового Хиггинса. Через его правое плечо была перекинута винтовка. А нож, видимо, остался за ремнем Роберта.

— Я думаю, — сказала она, когда они с Аланом оказались на ничейной земле между линией фронта и обозом, — здесь нам удобнее всего остановиться. Отсюда мы сможем своими глазами наблюдать за боевыми действиями — за той их частью, которую разглядим с нашей стороны холма.

Она остановилась и оглянулась в ту сторону, откуда они пришли: там за гребнем холма английская и португальская пехота выстраивалась в боевой порядок. Но видно было плохо. Тьма едва начала рассеиваться, но туман еще был густ. Кому на руку туман? — подумала она и почувствовала, как сердце снова защемило от страха, когда она представила себе Роберта впереди цепи своих стрелков, который не может как следует разглядеть, кто или что к ним приближается.

— Но если французы захватят холм, мэм, — сказал рядовой Хиггинс, — вы окажетесь в опасности. Вам было бы безопаснее отойти назад.

— Но, Алан, — она направила на него всю силу своего обаяния, — я верю в храбрость и силу наших доблестных военных. Они, несомненно, сдержат натиск людей армии Массены. А если почему-либо им не удастся, ты сам защитишь меня. — Она легонько прикоснулась к его рукаву. — Я полностью уверена в тебе. Не зря капитан Блейк выбрал именно тебя. Уверена, что ты проявишь чудеса храбрости, защищая меня.

Он смотрел на нее с тем же обожанием, которое она видела накануне, когда он говорил с Робертом. Бедный парнишка, подумала она. Он, кажется, совершенно забыл о том, что должен охранять ее как пленницу, а не защищать как женщину капитана.