– Никто не станет этого делать. Люди и дальше будут восхищаться тобой, как это произошло в первый же день, как они узнали о твоей глухоте. Ты же знаешь, что все без исключения поражаются твоему умению читать по губам.

– Но я не услышу музыки.

– Тогда скажи всем, что ты пришла сюда не ради нее, а ради самого Листа. По слухам, он пользуется большим успехом у дам.

– А ты будешь ревновать?

Саймон наклонился и поцеловал жену.

– Без сомнения, – сказал он, проводя пальцем по атласной коже ее щеки. – Я слишком долго искал такую, как ты, и не позволю какому-то волоките увлечь тебя сладкой музыкой.

– Тебе нечего бояться. Ни один композитор не согласится сочинять музыку для женщины, которая не сможет ее услышать.

– Я бы согласился, – ответил Саймон. – Ради тебя я готов на все.

– А я бы отдала все созданные мной платья, чтобы услышать твой голос, смех. И твои стоны, – чуть покраснев, добавила она. – Я бы отдала свой талант, только чтобы слышать, как ты говоришь, что любишь меня.

Саймон взял ее лицо в руки и сказал:

– То, что ты не слышишь эти слова, не значит, что это неправда. Я люблю тебя, Джесс. И всегда буду любить.

Саймон стал целовать ее лицо, губы. Джессика сразу отозвалась на его ласки, которые с каждой секундой становились все более пылкими. В них была не только страсть, но и то редкое, драгоценное чувство, когда вместе сливаются и тела, и сердца. И Саймон, и Джессика обожали эту полную нежности прелюдию к настоящему взрыву любви.

Он целовал ее долго, обстоятельно, но вдруг Джессика отпрянула и, тяжело дыша, сказала:

– Подожди, сначала мне надо закончить рисунок.

– Прямо сейчас?

– Да. – Она соскочила с его колен и побежала к столу.

Саймон откинул голову на спинку кресла. Ему было очень жаль, что Джессика не слышала стон, который сорвался у него с губ, когда она внезапно сбежала к своему столу и оставила его мучиться от неутоленного желания. Жаль, что Джессика не знала, как плохо ему сейчас было.

Саймон немного подождал, потом встал и направился к ней.

– Ты все? – спросил он, когда Джессика подняла голову.

– Почти, – ответила жена, быстро проводя последние линии. – Вот, – и она подала ему рисунок, – что ты думаешь?

Саймон глянул на бумагу. Чувство, которое взорвалось в его сердце, было сложно определить. Счастье. Гордость. Любовь. Все они подходили, но не могли точно описать то головокружительное ощущение полноты жизни, которое он сейчас испытывал.

– Ну? – спросила Джессика, которую, видимо, слегка озаботило его молчание. – Тебе нравится?

– Да, очень. – От волнения голос Саймона дрогнул. – Ты знаешь, для кого это платье?

– Ну, на самом деле я придумала его для себя.

– Ты уверена, что оно скоро тебе понадобится?

– Да, – с улыбкой ответила Джессика.

Саймон шагнул к жене и обнял ее, только на этот раз не крепко, а очень нежно. От невероятного чувства близости у него перехватило дыхание. Такое он испытывал впервые в жизни.

– Я люблю тебя, Джесс, – опять повторил Саймон.

– Никогда не устану читать эти слова по твоим губам. Я тоже люблю тебя, Саймон.

Он опять поцеловал ее. Лист с наброском выпал у Джессики из рук и медленно опустился на пол. Оттуда на двух влюбленных с улыбкой смотрела женщина на последних месяцах беременности, одетая в очень милое домашнее платье.