Считалось, что Равиль ухаживает за Каримой. Только как-то странно он ухаживал. Не обнимал, не целовал, никуда не приглашал. Иногда сидел рядом, фильм смотрел или разговаривал о чём-нибудь отвлечённом, не значимом, например, об учёбе, информатике, новом историческом сериале, и всё на этом. Кариму никуда не отпускали - сидела, как на привязи, - а ей семнадцать лет. В кинотеатр мог бы позвать или погулять, или в ресторан. Но нет… Единственное, что делал Равиль Юнусов – строго смотрел на «невесту», будто она во всех прегрешениях виновата. Эля сразу бы сбежала от такого взгляда. Даже Арслан так никогда на дочь не смотрел, а этот пялил глаза, словно Карима ему денег третий год должна.

  Всё в поведении Равиля и Каримы было странным для Эли и глупым. В чём она не сомневалась – Юнусов продолжает встречаться с Натальей Сергеевной. Уж так мужчины устроены, им мало за ручку держаться, а Кариму и за руку держать нельзя.

  Надо было Эле смолчать в тот вечер, убежать утром тайком, не сказав ничего. Пока бы её нашли, если бы нашли, всё было бы кончено. Сказала, как ещё было объяснить, куда от Заримы сбежала. Арслан взбесился, наорал на невестку, чтобы та не смела уезжать без предупреждения. Ещё раз попробует, не посмотрит на живот, выпорет! Протянет по-отцовски вдоль бёдер, может, ума прибавится у бестолковой. Угораздило Дамира жениться на эдакой дубине. А если что-то случилось бы? Где её искать? Город огромный, Эля не местная, года не прошло, как с севера переехала. Пришлось рассказать.

  Зарима разревелась, обозвала Элю убийцей, а потом ушла куда-то. Вернулась почти ночью - Эля как раз сумку собирала в больницу, решив не звонить Дамиру. Сама справится, и не с таким справлялась.

  – Пойдём, – сухо сказала Зарима. Эля пошла следом, чего не пойти. Не убьют же её.

  На заднем дворе, в столярной мастерской свёкра, среди вкусно пахнущих свежеструганных опилок, соседская кошка родила котят. Слепые, они тыкались тёплыми, маленькими тельцами в мать, слабенько попискивая.

  – Топи, – заявила свекровь, поставив перед опешившей Элей ведро.

  – Зачем? – Эля уставилась на Зариму.

  Зачем топить котят? Пусть растут, и кошка соседская, значит, и котята их. Обыкновенная, серая, страшная немножечко, зато крысыловка отменная, может, и котята вырастут полезными. А нет… всё равно Эля топить никого не собиралась. Жалко!

  – Ребёнка убить можешь, значит, и котёнка сможешь, топи.

  Эля посмотрела на котяток, взяла одного в руку, поднесла к ведру… Маленький комочек был горячим-горячим, разводил лапки в разные стороны, бессмысленно тыкался розовым носом в палец Эли, попискивал. Он был живой, ворочался от страха или холода, от того, что его забрали от тёплого бока мамки.

  Опустила руку в воду и тут же выдернула, тряхнув котёнком, перепугавшись до смерти. Вода была ледяная, ему же станет холодно, больно. Нет! Не может она! Эля судорожно вытирала несчастного, почти убитого серобокого и молилась, чтобы он остался жив, дышала на него, тёрла, отогревала в руках.

  Тогда молитвы помогли, хоть Эля и не верила в бога. Религию придумали попы, чтобы деньги сдирать с простого народа.

  А с Тимом не помогли… Потому что бога нет. Был бы – не родила бы злосчастная кошка в столярной мастерской Арслана.

  Роды Эля почти не помнила - страх, боль, ужас, гнетущая пустота после. Ей даже на мгновение ребёночка не показали, она только писк услышала. В родильном отделении она лежала в отдельной палате, платной, даже с телевизором и холодильником, забитым едой. Файзулины позаботились.

  В день выписки Эля смотрела на белые свёртки с синими и красными бантами, счастливых встречающих, взволнованных новоявленных мамочек, и чувствовала, что её обманули. В чём-то самом главном предали. Она прошла тот же путь, что и все они! Даже больше прошла!

  И вот. У них на руках младенцы, здоровые дети, а у Эли – ничего. Только слепящая пустота внутри, начинающая расползаться ядовитым, парализующим облаком и внутри, и снаружи, застилая действительность.

  Она не поехала к Файзулиным, никто её и не ждал… Кто будет ждать родившую не от их сына… У Эли был сын, пока ещё был, она бы тоже разозлилась на ту, что посмела обидеть её ребёнка! Обмануть!

  Она и злилась, на себя злилась. Она сама обманула своего мальчика – родила его, обещая целый мир, а получил малыш кучу трубок в теле, писк датчиков,прозрачный кювез и боль, боль, боль… Ей стало жаль котёнка, а своего ребёнка она не пожалела.

  У Тима было всё необходимое – красивая одёжка, памперсы, лекарства. Зариму привозил водитель несколько раз в неделю, она разговаривала с врачами, плакала, ругалась с Андреем Геннадьевичем, а чего ругаться, он же врач, а не её Аллах. И не Христос. И не Будда. Чудеса вне его компетенции, это даже Эля понимала, а свекровь – нет.

  – Чёртовы пролайферы, чтобы им гореть в аду, ебанатикам! – кинул в сердцах Андрей Геннадьевич, думая, что Эля не слышит. Она слышала.

  Он пустил её жить в ординаторскую и предупреждал, когда появлялась Зарима, разрешал прятаться за стеллажом, в небольшом закутке, где стоял старенький диван – местожительство Эли. Девушка ни с кем не разговаривала, вообще ни с кем, даже с Андреем Геннадьевичем и Натальей Сергеевной, не отвечала на звонки и сообщения Дамира.

  Когда в отделении появился Юнусов Равиль, Эля попробовала убежать, не удалось. Эля сжалась, испугалась до смерти, когда он вцепился ей в запястье и смотрел настолько колко, что захотелось повеситься.

– Я думал, Карима преувеличивает… – сказал он почему-то. Накануне приезжала Карима, скорее всего, её привёз водитель по просьбе Файзулиных, она занесла какую-то коробку в ординаторскую. Эля посмотрела на почти бывшую родственницу и спряталась в комнатушке для санитарок, туда посторонним вход запрещён. – Тебе надо позвонить мужу и вернуться домой, девочка, – глухо произнёс Юнусов.

  Эля лишь покачала головой.

  Юнусов, удерживая перепуганную до смерти Элю, набрал чей-то номер, оказалось, Натальи Сергеевны. Девушка слышала, как Иванушкина говорила про постнатальную депрессию, про клинического психолога, к которому отволокли силой «эту идиотку, прости господи», про какую-то анемию, обнаруженную у Эли…

  Глупости говорила. Не было у неё никакой депрессии. И анемии тоже не было! Она живая, здоровая, сильная, не умирает, не мучается от боли, как её Тим. По её же вине! Её! И даже если она прямо сейчас умрёт, шагнёт из окна – ничего не изменится. Он умрёт тоже. Всё равно умрёт!

  К Файзулиным ей возвращаться ни к чему. Тим не их внук, теперь-то Эля это точно знала. Ей Андрей Геннадьевич очень подробно объяснил про группы крови. Не может быть, чтобы у папы первая группа крови, а у ребёнка четвёртая. Эля вообще не понимала, почему приезжала Зарима, зачем тратила деньги на одежду и лекарства Тиму, а Арслан Файзулин сделал пожертвование отделению. Оказал благотворительную помощь.

  Юнусов пригрозил, что сам позвонит Дамиру, если Эля не одумается и не появится дома уже к вечеру. Приедет за ней лично и оттащит, будет сопротивляться – свяжет. Срал он на полицию и права человека! Так и сказал: «Срал». Эля на мгновение из ступора вышла. Равиль бранных слов не произносил, при женщинах и детях - точно.