Равиль развернулся, Карима слышала, как хлопнула входная дверь, завелась машина, открылись и закрылись ворота. Она долго смотрела в стену перед собой.

  Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик, серебристый завиток… Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик, серебристый завиток… Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик, серебристый завиток…

  Рванула за дверь, за ворота, не веря, что найдёт там хоть что-нибудь, кроме дорожной пыли и тёмной южной ночи. Впереди светили стоп-сигналы. Карима, не помня себя, подскочила к припаркованной на обочине машине, оказываясь в объятиях Равиля.

  Она что-то хотела сказать, как-то объяснить, пообещать, но могла только цепляться за мужскую рубашку и пытаться не задохнуться от слёз.

– Что ты, маленькая? – прошептал Равиль. Он так давно не произносил этого слова. Она стала Каримой. Просто Каримой. Безликой, как сотни других. Тысячи. Миллионы.

– Что ты, маленькая…

Как когда-то давно, в забытой юности, скрытой пеленой обид и отчаяния, в спальне Каримы.

– Что ты, маленькая…