– Когда это случилось, Лёша? Он в сознании? – на другом конце провода несколько раз щёлкнули зажигалкой.

– Два часа назад. Практически при мне упал. – Самойлов, как мог, пытался успокоить и приободрить Катрин. – Знаете, у него лоб чугунный. Врач именно так и сказал. Насчет сознания сказать не могу, не знаю. Его быстро забинтовали и увезли. Адрес больницы известен. Завтра проведаю. Если не сможете прилететь, тогда звоните.

– Я прилечу, Алёша. Завтра же с утра позвоню в посольство и попытаюсь открыть визу.

– Мадам Дюваль, я тут подумал… я тогда, наверное, сейчас сбегаю на почту и отправлю вам срочную международную телеграмму. Вам так проще будет получить визу. Текст напишу серьезный, но вы не пугайтесь – это для посольских.

– Спасибо вам, Лёша, как-то я не подумала об этом. Я приеду и оплачу все ваши расходы за переговоры, телеграммы и за беспокойство, не сомневайтесь. Я знаю, у вас… – она немного замялась, пытаясь корректнее построить фразу, – не очень хорошо с текстильной промышленностью. Если что-то надо, могу купить и привезти с собой. Просто скажите.

– Искренне благодарю вас, мадам Дюваль, однако с легкой промышленностью у нас как раз всё в порядке, но… – Самойлов перешел на доверительный шепот, – вот красные «Феррари» совсем перестали выпускать. Если есть лишняя машина, захватите с собой.

Несмотря на плохие новости Катрин неожиданно рассмеялась, совсем как девчонка.

– Я поняла. Поль мне писал в том числе и про ваш юмор. Алёша, я долечу до Москвы. А до Лисецка летают самолеты?

– Мадам Дюваль, у нас в стране только бананы не растут, а всё остальное имеется. Как сделаете визу, звоните сразу, а я расписание самолетов посмотрю, хорошо?

– Лёша, спасибо вам еще раз. Я позвоню завтра. До свидания. Кстати, запишите адрес для телеграммы, – и она продиктовала домашний адрес.

– Да, я записал. Всего хорошего, мадам Дюваль.

Самойлов бросил трубку и, скосив глаза на часы, галопом поскакал на центральный почтамт. В большом холе не было ни души, не считая его и сотрудницы, сидевшей за стеклянной перегородкой.

– Мне срочную международную.

Девушка протянула Самойлову чистый бланк. Лёшка, не долго думая, нацарапал адрес Катрин и несколько слов в качестве текста: «Срочно прилетайте Поль Дюваль тяжелом состоянии».

Девушка прочитала сообщение, сочувственно покачала головой и спросила:

– Текст будет русский?

– Именно. Там поймут.

Девушка назвала сумму. Лёшка рассчитался и вышел на улицу. По пути домой он четко распланировал следующий день и, как только открыл ключом дверь, сразу лёг спать.

На сон ушло не более шести часов, но Лёшка чувствовал себя бодро. Пока на сковородке вкусно шкворчала глазунья, он успел умыться и привести себя в порядок. «Маяк» еще любезно предлагал поставить ноги на ширине плеч, а Лёшка уже хлопнул входной дверью. Путь его лежал в Синие Дали. Утро стояло по-зимнему холодным. Лёшка, засунув руки в карманы, пытался удержать равновесие на ледяных лужах. На улице к этому времени было немало народа. Большая часть из них была одета в бушлаты, спецовки, робы и прочие вещи, указывающие на конкретную классовую принадлежность. До остановки осталось идти не менее десяти минут, так что еще было время подумать. «Итак, сначала Сорока. Если Поля пытались убить, то это могло быть только из-за зарплатных ведомостей. Надо предупредить старого чекиста и забрать их у него. Найду способ, чтобы Нелюбин узнал, что документы у меня, и, может, тогда он отстанет от Дюваля». Самойлову никак не улыбалась перспектива быть на линии огня, но другого выхода не было. «Полю сейчас не позавидуешь. Главное, чтобы в себя пришел и при этом инвалидом не стал. Так, потом бегом к Полю. А на десерт – поход к Игнатьеву. Вот старый черт!».

Лёшка обдумывал с ним разговор и при этом улыбался сам себе. «Только бы я не ошибся!». Однако в его планы была внесена существенная корректировка. Когда он вышел из автобуса рядом с указателем «Синие Дали», Лёшка почувствовал неладное. Принюхавшись, он осознал причину своих переживаний. В серой утренней мгле явно чувствовался запах гари. Самойлов бегом побежал в сторону деревни.

Оказавшись на месте, он понял, что дурные предчувствия его не обманули. На том участке, где был дом Сороки, сейчас находился лишь обгоревший его остов. Красная пожарная машина, обугленные деревья, черные хлопья, медленно падающие на землю, казались декорацией к фантастическому фильму. Чудом уцелевшая калитка назойливо скрипела под редкими порывами ветра. Местные мужики молча покуривали, а их жены, сбившись в кучу, бурно обсуждали последствия пожара. Лешка не верил своим глазам. Сердце стучало, как паровой молот, то ли от бега, то ли от увиденного. Он прислонился к березе и достал сигарету, но прикурить не успел.

– Самойлов, – темная фигура в пальто отделилась от милицейского «УАЗика» и, обогнув машину скорой помощи, приблизилась к нему, – вы сегодня как черный ворон. Где вы, там и неприятности. Объясниться не желаете?

Несмотря на беззаботный тон, заданный вопрос не предвещал ничего хорошего, тем более, что задал его Сурков, следователь прокуратуры. Он приблизился вплотную и изучал Лёшку придирчивым взглядом.

– Хозяин дома жив? – Самойлов проигнорировал вопрос следователя. Его внутри сильно колотило, но он старательно держал себя в руках.

– Товарищ начальник ничего не перепутал? – едко спросил Сурков. – Меня интересует, что вы тут делаете в такой час, был ли вам знаком потерпевший и где вы провели сегодняшнюю ночь? Только предупреждаю, у меня нюх на вранье. Если почувствую его, то продолжим в прокуратуре.

Сурков одарил Лёшку улыбкой ротвейлера. Она значила только одно – вслед за ней в загривок мертвой хваткой мгновенно вцепятся зубы. Самойлов засунул руки в карманы куртки, чтобы никто не увидел их подёргиваний, и спокойно ответил:

– Без проблем, товарищ следователь. Начну с конца. После прокуратуры я пошел домой, откуда позвонил во Францию и вызвал мать Дюваля. После чего сбегал на центральный почтамт и дополнительно отбил ей телеграмму для получения визы. И то и другое вам проверить будет не сложно. В начале первого лег спать. Утром в шесть поехал сюда в Синие Дали. В подъезде встретился с соседом. Он может подтвердить. Сороку я знал, точнее, познакомился с ним недавно. Виделся всего один раз, когда мы позавчера сюда приезжали с Полем. Я вам об этом рассказывал. Приехал, чтобы забрать кое-какие бумаги.

– Ну, допустим, – следователь посмотрел себе под ноги, но тут же бросил испытующий взгляд на Самойлова, – тогда уточним. Зачем вызвали мать, откуда у вас её телефон, почему так рано приехали сюда и о каких бумагах идет речь?

– Вызвал, так как неизвестно, что будет с Полем. Вы же сами сомневались, сможет ли он прийти в сознание или нет. Её телефон мне дал Дюваль, – Лёшка протянул Суркову смятый клочок бумаги, – к Сороке приехал, чтобы забрать архив. Ну, помните, я рассказывал, что мы к нему приезжали . Короче, мы поговорили с ним, и он пообещал покопаться и передать Полю свои записи, дневники о тех временах. Поль по натуре исследователь. Ему всё интересно. Вот старик и пообещал. А я решил пораньше заехать и забрать их, чтобы передать Дювалю. Может, он с их помощью на поправку быстрее пойдет… ну, как стимул, что ли. Мне просто сегодня и в больницу надо, и на занятия в университет успеть. Вот и встал ни свет, ни заря. Я сам понять ничего не могу. С ума можно сойти от того, что происходит.– Лешка растерянно развел руками.