Пока мы все сживаемся с переменами в том, что касается образа учащегося в XXI веке, системы образования по всему миру тяготеют к слиянию. Просветители всех стран судят и рядят о том, каким должен стать девиз образования: мы, вероятно, не понимаем до конца, как сварить волшебное зелье, но знаем, каков должен быть результат, если это зелье выпить. Технические способности важны, однако важны и социальные навыки – умение вести за собой, творчески мыслить и работать с теми, с кем не согласен. «Некоторые навыки обязаны быть частью всего, что делается, но говорить так – упрощение, – сказал мне американский профессор педагогики Уильям Шмидт. – Воплотить это очень, очень сложно, и нет ни данных, ни проверенного пути к успеху».

«Возможно, идеален гибрид американской и китайской систем», – заключил Лю Цзянь, математик, участвующий в разработке школьной программы по заказу Министерства образования. Сяодун Линь, китайский профессор в Колумбийском университете, сказал, что «китайцы слишком глубоко закопались в содержание, а американцы – недостаточно. Обеим системам есть чему поучиться друг у друга». «Маятник всегда качается от Востока к Западу и обратно» – так сформулировал профессор по раннему образованию Чжоу Няньли.

В конце 2016 года я посетила педагогическую конференцию в Пекине, в которой участвовали ученые и правительственные чиновники из стран всех шести континентов. Я послушала, как француз рассказывает китайцам о преподавании инженерного дела, реформатор из Турции – о трудностях перемен в мусульманской стране, а министр образования из Онтарио – о придании воспроизводимости школьной программе в ее регионе. Получился бурлящий горячий котел диалога, и после накаленных дебатов об «инновациях в образовании» – таков дух времени, но эту фразу никто не смог толком прояснить – специалист по образованию из Мексики наконец в отчаянии всплеснул руками прямо на сцене. «Скорость изменений в том, как мы преподаем, ошеломляющая, – сказал он, обращаясь к полному залу участников. – Доживем до 2030 года – и ничто из обсуждаемого сейчас здесь не будет иметь никакого значения».

Ну зато хоть разговариваем.

* * *

Надвигается последний год Рэйни в китайском детсаду, скоро в школу, и мне мои приоритеты ясны. Я желаю жесткости в обучении, но не хочу, чтобы мой сын нависал над учебниками все свое время бодрствования, как его китайские сверстники. Я хочу, чтобы он учился рисовать, занимался спортом и имел досуг, а также развивал артистические способности, тягу к литературе и комедии. Если желает прыгать, скакать или кувыркаться в погоне за мячом – сигать через диван или ползать под обеденным столом – пусть, на здоровье.

Мне нужна золотая середина, сочетание, то, что нам видится идеальным образованием XXI века. Высокопоставленные чиновники по чуть-чуть приближают время полной глобализации образовательных систем, но пока все совсем не похоже на что бы то ни было удовлетворительное.

А раз так, я тем временем мастерю свой вариант. Мало кто из мировых экспертов от образования станет спорить, что китайская программа для начальных классов мощна и строга. Программа по математике – серьезная и развитая, учителя специализируются на своих предметах с первого же дня первого класса, а дети, доучившись до четвертого-пятого класса, осваивают китайскую грамоту объемом чуть ли не в три с половиной тысячи иероглифов. Мне нравятся требования китайской системы к учебной дисциплине. «Если приходится сосредоточивать невеликие ресурсы и энергию, лучше сосредоточиться на ранних годах жизни», – посоветовал мне греческий эксперт в образовании.

Мы продержим Рэйни в китайской начальной школе как можно дольше, но будем постоянно помнить, что в китайской системе в целом его время жестко ограниченно. Я часто беседую с американскими, европейскими и китайскими друзьями в Китае, которым повезло иметь выбор – благодаря заграничным паспортам, связям или ресурсам, – и мы в целом согласны, что идеальный верхний предел обучения ребенка в китайской системе – шестой класс, может, чуть раньше, в зависимости от конкретного ребенка. Мы заберем Рэйни, особенно если проявятся неблагоприятные стороны системы: убойное количество домашней работы, постепенная промывка мозгов политическим образованием, сокрушительное давление вступительных экзаменов.

Когда отрицательное перевесит, мы изменим курс. А тем временем – пожнем все преимущества строгого начального образования, его недостатки же скомпенсируем, как сумеем, своими силами. В моем детстве китайские подходы дома переплетались с американскими в государственной школе; воспитание Рэйни тоже отмечено противовесным влиянием дома и школы.

В таком вот обустройстве мы и надеялись нащупать равновесие.

Поначалу я глядела на китайское образование и видела в нем одни недостатки – авторитарных учителей, бешеную конкуренцию, экзамены, на которые делаются все ставки, никакого творчества, – и меня подмывало забраковать всю систему целиком.

Да, китайцы фундаментально иначе смотрят на мир. Когда появляются образовательные рейтинги, всегда найдутся критики, ставящие всем на вид, что подобные тесты не учитывают различий в культуре и управлении, не учитывают местной специфики: неравенства, нищеты или наличия в том или ином классе детей с особыми нуждами. Само собой. За несколько лет я познакомилась со многими мировыми специалистами в образовании, и они так или иначе объяснили мне, почему их учащиеся недотягивают по оценкам. Датский специалист сообщил мне, что в Дании рассмотрели китайскую программу по математике и решили пойти другим путем. «Цели нашего образования отличаются от китайских – нам необходимо просвещать бунтарей», – сообщил мне тот эксперт, одержимо хихикая, когда мы болтали в компании людей в костюмах на одной педагогической конференции; он и сам выглядел бунтарем. Русский чиновник от образования сказал, что PISA попросту не может оценить то, что́ его страна ценит в пятнадцатилетках. «Мы считаем, что фундаментальное знание в этом возрасте важнее критического мышления, поскольку 80 % наших учащихся рано или поздно оказывается в колледже», – сказал он, пренебрежительно отмахиваясь от PISA. У американцев тоже есть самоутешительные доводы, и самый громкий, похоже, – «у китайцев никакого творчества».

Разумеется, американскому учителю и в голову не придет срамить учащегося при сверстниках или запирать ребенка в пустом кабинете; конечно же, американского учителя за это могут потащить в суд. Китайцы же, в свою очередь, недоумевают от американской одержимости спортом – футболом, например, – из-за которой мальчишки доподросткового возраста тратят на круговые тренировки на покрышках все время, которое их китайские ровесники долбят алгебру. Культурные различия вопиющи – как и различия в ценностях этих стран. (Не говоря уже о том, что Китай – развивающаяся экономика, а американцы и европейцы в последнем столетии более-менее привыкли к процветанию.)

Но это не значит, что нам нечему друг у друга поучиться. Надо отдать им должное: несмотря на то что и хихикающий датчанин, и пренебрежительный русский отвергли китайский подход, оба они все же рассмотрели китайскую обучающую программу и регулярно летают в Азию на педагогические конференции.

И пока мы спорим о том, имеют ли значение подобные международные рейтинги, Китай и другие страны стремятся снабдить своих детей лучшими навыками, которые важны в быстро меняющемся мире, а попутно молча демонстрируют блистательные способности в математике, чтении и науках – по крайней мере в больших городах. Американские, китайские, индийские, австралийские и французские дети соперничают друг с другом за места в колледжах, а дальше им предстоит завоевывать себе рабочие места на мировом рынке талантов. Меж тем работы для не самых искусных выпускников перемещаются в развивающиеся страны, а вакансии на Западе все более заполняются машинами, утверждают эксперты.