— Такое в магазине не купишь, — гордо объяснял Цибин.

— А я вроде видел в Москве, — удивился Ефим.

— Похоже, но только внешне, — снисходительно объяснил хозяин. — «Жигули» ведь тоже похожи на автомобиль? — хитро сощурясь, спросил он у московского гостя.

— Похожи, — не стал спорить Береславский. Он еще не успел забыть того времени, когда для него — владельца одиннадцатилетнего «ушастого» «Запорожца» — новые «Жигули» были не просто автомобилем, а Автомобилем Мечты.

После китайских церемоний — шарик вежливости хозяина катился по коридору благочестия его гостя — перешли к делу.

— Мне тут доллары надо напечатать, — сообщил Ефим Цибину.

— Во как! — оценил широту замысла владелец принт-шопа. — И много?

— Миллион триста. Сотенными.

— Лет на пятнадцать, — подумав, предположил Цибин.

— Не-а, — несерьезно ответил профессор, отпивая глоток и впрямь ароматного чая. — Они не должны быть сильно похожи. Никакой микропечати, никаких вшитых лент и магнитных чернил. На обычной бумаге к тому же. Ничем не рискуешь. Хочешь — напиши на каждой «фальшивка». Только не особо крупно и зеленым цветом. Я дарить в полиэтиленовом мешке буду. Особо не разглядишь.

— Может, лучше на чем-нибудь поновее? — усомнился Цибин. — Все понатуральнее будет.

— А мне не надо натуральнее, — улыбнулся Ефим. А про себя подумал, что в новых копирах в чипах «зашит» запрет на копирование основных мировых валют. Встать может машинка. А в старых — нет.

Вслух же добавил:

— Да, их еще надо порезать и в пачки собрать. На резинках.

Цибин ненадолго задумался.

— Тут одной печати часа на три, — наконец принял решение хозяин. — Плюс рубка. Плюс пересчет и обвязка.

— Я тебя не тороплю, — сказал Береславский. — А вот образцы, — сказал он, выкладывая заранее приготовленные десять сотенных зеленых купюр.

— Их потом возвращать не надо? — ухмыльнулся Цибин.

— Как раз надо, — не принял юмора профессор. — Не надо — вот эти, — и он выложил еще конверт. — Здесь две тысячи.

— Ладно, сделаю, — встал с места хозяин. Работенка ему предстояла непростая с учетом некоторой отсталости его агрегата. И заняться он ею хотел самолично — по крайней мере два его сотрудника вышли из помещения вместе с Береславским, а на стеклянной входной двери повисла табличка «Закрыто».

Зачем заезжему профессору понадобилась такая куча фальшивок, Цибин спрашивать не стал — лишние знания и в самом деле лишь умножают печали.

«Так, одно дело сработали», — поставил мысленную галочку в мысленном же гроссбухе Береславский.

Теперь осталось самое главное.

Ресторанчик он подобрал еще вчера вечером, обойдя их с Самураем не менее полутора десятков. В итоге угадал вроде точно.

Прежде всего — заведение с банальным названием «Восток» было хоть и маленькое, но имело два разных входа с двух улочек. С одной — вроде как парадный. С другой — через служебный коридор, но тоже всегда открытый, — это Самурай выяснил у мальчишки-официанта, как две капли воды похожего на него самого.

Впрочем, последнее обстоятельство, возможно, было связано с европейским восприятием Береславского, для которого все азиаты при первой встрече казались на одно лицо.

Облюбованный заговорщиками отдельный кабинетик был невелик, метров шесть квадратных, зато закрывался дверью с ключом и не имел окон. Столик предусматривался всего на двоих, но официант обещал поставить третий стул.

Еще в кабинетике была кровать — романтическое все же место, однако в планах Береславского она не должна была играть никакой значащей роли.

Тут Ефим представил на этой кровати свое большое и теплое, но неоднократно простреленное тело. Недолго же оно в этом случае будет теплым.

Картинка никоим образом не понравилась.

Береславский поморщился, сплюнул и заставил себя думать дальше, не отвлекаясь от первоначального сценария.

Последняя деталь, в каком-то смысле определившая выбор профессора: ресторанчик был корейский. А значит, раскосая физиономия Самурая не должна вызвать ни лишнего любопытства, ни сильно отобразиться в чьей-нибудь памяти.

Теперь нужно организовать прибытие всех действующих лиц. И отбытие не всех, если все пойдет по плану.

Много времени это у Ефима не заняло: большинство деталей было продумано во время бессонной ночи в поезде. Потом были только уточнения первоначального плана.

Ефим присел на скамейку в маленьком садике и, уняв бьющееся сердце, набрал номер мобильного Скрепера.

Тот ответил немедленно.

— Алло, — густым недовольным голосом сказала трубка.

— Это я, — не называясь, сказал Береславский.

Виктор узнал сразу.

— Сегодня завершаем сделку, — взял быка за рога Ефим. — Жду вас в 18.30 у ресторана «Восток». — И он назвал адрес заведения, причем с маленького проулка, на который выходил «полуслужебный» вход. — Если хотите, встречу вас на площади, — добавил Береславский, желавший максимально контролировать ситуацию. Площадь была в двухстах метрах дальше.

— Хочу, — легко согласился Скрепов. — В 18.25 буду.

— Отлично, — не выказывая никаких чувств, завершил беседу Ефим.

Оказалось — не завершил.

— Если что не так, ты — покойник, — теперь завершал беседу бандит.

— Я уже умер от страха, — неожиданно разозлился профессор. Похоже, драка началась — по крайней мере пальцы у профессора трястись перестали.

— Поговорим при встрече, — нейтрально вырулил Скрепер и дал отбой.

Теперь предстоял звонок Али.

— Да, — кратко бросил чеченец.

— Это я, — уже трафаретно представился Береславский.

— Откуда знаешь номер? — бесцветно спросил моджахед.

— В справочном дали, — устало ответил Ефим. «Совсем, что ли, больной? Сам же продиктовал, в кафе на трассе», — подумал Береславский.

— Хорошее справочное, — одобрил Али, действительно сначала подзабывший этот момент.

— Я готов вернуть долг, — не стал крутить Береславский. — Завтра нас уже не будет.

— Похвально, — ухмыльнулся собеседник. Правда, непонятно, что ему больше понравилось: то, что Ефим был готов вернуть долг или что его завтра уже не будет.

Впрочем, по планам чеченца, вероятно, его и сегодня может не быть — Али наверняка не расположен оставлять свидетелей.

— В семь часов ровно я жду вас в корейском ресторане, — профессор продиктовал адрес, но теперь со стороны главного входа. — Называется — «Восток».

— Давай в восемь, — потребовал Али.