Однако концерт, как и все хорошее, в какой-то момент закончился. Ефим честно и от души похлопал юным артистам, когда те, смущаясь, выходили на поклон.

— Еще приходите, — искренне пригласила его благодарная старушка. — Им так не хватает людей в зале. И аплодисментов.

— Приду, — пообещал Береславский. Если вечером не пристрелят.

Но об этом он бабульке не сказал.

Выйдя на улицу, Ефим обнаружил, что прошло два с половиной часа из трех, отведенных ему Цибиным.

Он позвонил Валере.

— Ваши визитки готовы, — ответил тот.

«Вот же конспиратор!» — ухмыльнулся Ефим.

Визитки!

А что, в некотором смысле баксы и есть визитки. Даже фальшивые баксы, уж они-то точно рассказывают о предъявителе не меньше, чем настоящие.

По дороге он купил огромный мешок из толстого мутного двойного полиэтилена и большую клетчатую сумку наподобие тех, что используют «челноки» и рыночные торговцы.

Все это Ефим приобрел на одном из китайских рыночков — это гарантировало, что если даже по сумке выйдут на продавцов, те не смогут опознать покупателей. Ведь для них круглоглазые — как для нас китайцы: немножко смешные и абсолютно неидентифицируемые.

«Впрочем, — невесело размышлял Береславский, — в китайцах, возможно, разбираться научимся». Когда их вокруг будет больше, чем круглоглазых. А к тому и идет. Причем безо всяких военных захватов. Береславский бы даже сказал — совершенно мирными захватами. Можно сказать, объятиями. Например, супружескими.

И речь не только о фиктивных браках — это полбеды. А о браках вполне настоящих, засвидетельствованных как печатями, так и недвусмысленным скрипом двуспальной кровати, а также тем, что после этого получается.

А что? В основном они ребята хорошие: непьющие, не бьющие жен, любящие детей. Так, может, оно и к лучшему?

В историческом плане — черт его знает.

Но вот не хочется Береславскому жить в Китае — и все тут. Хочется в России.

Наверное, все-таки он скрытый русский националист. Или в крайнем случае латентный российский.

Да, не доверял Береславский в стратегическом плане своим восточным соседям. Но сейчас эти мысли текли как-то вяловато, а перед глазами возникал то образ здоровенного и злющего Скрепера, то худющего и вовсе не злого моджахеда — он же не из злости убьет, а по религиозной целесообразности.

Короче, два сапога пара. И с этой парой ему сегодня вечером предстоит разбираться.

Да какое там вечером — уже через пару часов.

Сердце опять заколотилось сильнее. Береславский даже забеспокоился: не принять ли какого-нибудь корвалола? Но отказался от этой идеи — ему только искусственного замедлителя реакций не хватает. Все остальные неприятности уже присутствуют…

От Валеры он вышел с сильно потяжелевшей сумкой. Посмотрел на часы. Пора было действовать.

Он остановил попутку — маленький «Ниссан» выпуска конца 90-х, разумеется, праворульный.

И ведь знает про эту особенность владивостокских машин, а все время рвется к правому пассажирскому месту, которое, естественно, оказывается водительским.

— Из России, что ли? — определил его водитель. Идя на дело, не следует производить действий, по которым тебя запомнят и опознают.

— А здесь не Россия, что ли? — даже огрызнулся профессор.

— Уже и не знаю, — честно ответил бомбила. Но тут правое колесо «Ниссана» ухнуло в здоровую яму. Амортизатор отработал ее лишь частично, зато обитатели авто дружно заржали: все-таки Россия.

И опять Ефим про себя отметил, что уж лучше так — пусть с ямами, но свое.

Хотя свое и без ям еще лучше…

Вышел из машины за два квартала до ресторана, прошел совсем уж какими-то задворками, тщательно исследованными еще вчера вечером, и вошел в «Восток» со стороны проулка. В полутьме коридора его ждал Самурай — сегодня он по взаимной договоренности с парнем-официантом помогал тому по службе.

Об этом тоже договорились заранее: предприятие было семейное, решение принималось быстро. Парень — племянник хозяина — отрекомендовал Самурая, и вопрос был решен без каких-либо формальностей, в том числе санитарных.

Объяснили просто (не хозяину, а племяннику): встреча важная, хотим, чтоб присутствовали только свои, порядок гарантируем. И еще гарантировали племяннику триста баксов. Такой расклад его вполне устроил.

Самурай принял сумку с фальшивками и куда-то ее отнес. На этом его роль пока заканчивалась.

Ефим посмотрел на часы: пора была идти встречать Скрепера.

Он ни на миг не сомневался, что опытный бандит пришел задолго до назначенного времени. Не исключено, что и вокруг уже обошел, и второй выход заметил. Сценарию это не мешало.

Что касается Али, то Береславский надеялся, что его плачевное физическое состояние сделает чеченца менее осторожным. К тому же он очень рассчитывал, что старый боец недооценит толстого очкастого профессора.

Но начинать все равно нужно со Скрепова.

Ефим вздохнул и заставил себя выйти на улицу.

Скрепера на площади не оказалось. Ни в 25 минут седьмого, ни без 25 минут семь. Ефим нервно крутил головой, пытаясь вычислить своего «работодателя», но тот как в воду канул.

«Уж не случилось ли с ним что-нибудь?» — подумал Береславский. Потом вспомнил, что это фраза из анекдота, в котором киллер долго дожидался свою жертву. Это почему-то слегка расслабило профессора. Он даже улыбнулся.

— Чего веселимся? — услышал Ефим, и сильная рука Скрепова небрежно прошлась по профессорским бокам. «Левая», — с удовлетворением успел подумать Береславский. Правая же длань авторитетного бизнесмена недвижно покоилась на перевязи — слава Аллаху, чеченец на фуникулере не совсем промазал.

— Чего у тебя во внутреннем кармане? — не слишком встревоженно спросил Скрепер. — Бутылка или банка?

— Давайте все-таки на «вы». Так мне привычнее, — не отвечая на вопрос, запустил «пулю» Ефим.

На самом деле ему как угодно было привычно: и литературно, и не литературно, и даже так, что весьма продвинутые в деле мата люди удивлялись — детство рекламного профессора прошло в таком месте, где «феня» была явлением естественным.

— Давайте на «вы», — неожиданно легко согласился Скрепер. — Профессор, — ехидно добавил он.

Пусть будет «профессор». Пусть даже будет «интеллигент вонючий». Пусть будет как угодно, лишь бы в нужный момент Скрепер был ошеломлен несовпадением между своим представлением о человеке и его поведением.

— Так что в кармане? Пивко? — Скрепов явно ничего не забывал.