Я ничего не мог ответить, но резон в его словах был. Действительно, приведи Светлые в исполнение свои посулы – и загрызла бы всех их совесть! А кто ж тогда масонов в решительный бой поведёт? Это даже наивный восторженный Костя уразумел – потому и устроил мне побег. Да, в первую голову заботился он о чести своей покровительницы, но ведь и пользу дела наверняка понимал! Уж лучше не узнают они, за каким артефактом я охотился, чем узнают – и растворятся в Сумраке.

– А я, между прочим, совесть такой уж химерой не почитаю, – продолжал хлестать меня словами дядюшка. – Не должно становиться её рабом, но и гнать от себя не стоит. Вот ведь какая закавыка: пока был ты Тёмным, всеми фибрами души своей пытался совесть давить, мыслить и поступать, как настоящий Тёмный. Но не выходило это у тебя, то и дело прорывалось до-Иное, человеческое! Думаешь, я того не замечал? Но как только заделался Светлым, тут же испарились из тебя остатки совести, и душа твоя стала воистину Тёмной! Да, Андрюша, ты сейчас себя именно по-тёмному и повёл: поставил во главу угла свою цель, проистекающую из обиды, затаился, а как возник подходящий момент – сообразил, в какое место бить! Что ж, радуйся – ты своего достиг! Хотел мучениям подвергнуть мою душу – подверг! Харальд гордился бы тобою!

Он вернулся к столу, рассеянно взял стакан – и одним глотком выхлебал остывший уже чай. Потом обернулся ко мне, и глаза его в самом деле источали грусть.

– А что ради мести твоей миллионы людей теперь погибнут – это тебе ничто, верно? Ну да, понимаю, ты ж Светлый только по масти, а не по душе, по-твоему, хоть миру не быть, лишь бы чаю тебе напиться! Вот не добыл ты артефакт, и теперь уж никому его не добыть, теперь её сиятельство из рук цацку не выпустит. А значит, ничто уже не сможет помешать заговорщикам добиться своего, скинуть государыню с трона и установить чаемое народовластие. Ведь говорил я тебе, говорил, чем сие кончится! Видать, не внял. Что ж, могу и снова расписать!

Дядюшка сел в кресло, рассеянно снял с доски чёрного ферзя и помахал им, точно колокольчиком, коим вызывают лакея. Но никто не явился на его зов.

– Итак, что получается? Заговорщики готовили своё дело давно, есть у них немало людей, коих они, захватив в столице власть, немедленно поставят вместо нынешних чиновников. Но немало – это на самом деле всё равно мало, на всю Россию не хватит. Санкт-Петербург с окрестностями, Москва, Тверь… Возможно, Курляндия… за Малороссию и Польшу уже не поручусь. А это значит, что во всех остальных губерниях сохранится прежнее начальство. Кто-то наверняка признает Верховный Совет, а кто-то пошлёт его по матушке. И таковых будет большинство. Как же верные трону, Отечеству и Церкви вельможи поступят в такой истории? Правильно, поднимут находящиеся в их губерниях полки и двинутся на запад. Значит, война, и война не с пришлым неприятелем, а в самой же России, война со своими.

Дядюшка со стуком водворил ферзя на место и поднял белого коня.

– Ты же не дурак, – продолжил он, – ты должен понимать, что среди восставших против народовластия не будет единства. Кто-то из генерал-губернаторов захочет сделаться единовластным правителем России и делиться властью с прочими не станет. Кто-то обратится за помощью к чуждым державам, и прежде всего – к Англии. Уверен, что английский флот высадит войска в Архангельской губернии, а в Курляндскую вторгнутся пруссаки. – Забывшись, он вновь почесал сабельный свой шрам. – И конечно, шведский волк, то бишь король Густав. Вот уж кому подарочек, вот уж кто своего не упустит! Не забыл, племянничек, что уже год как с ним война, что от шведской бомбардирады в Петербурге стёкла вылетают? Значит, Верховному Совету придётся воевать и с непокорными губерниями, и с иностранным врагом. Чувствуешь, какой большой кровью сие пахнет? Но и это ещё не всё. Противники народовластия и между собою подерутся. Ведь надо же кого-то посадить на российский трон? А кого? Екатерина отречётся и за себя, и за сына своего Павла, и за внуков своих Александра, Константина и Николая. Сына и внуков, впрочем, удавят – для вящего спокойствия. Это заговорщики первым долгом сообразят. Значит, потребна будет уже иная династия, и кто-то сего ради захочет созвать Собор земли русской, как в начале прошлого века. А кто-то встанет против Собора, им милее будет монарх из зарубежных королевских домов, связанных с Романовыми кровными узами. И договориться не смогут. Стало быть, нижегородцы будут громить рязанцев, оренбуржцы – самарцев, сибирское ополчение пойдёт на Вятку…

Затем и конь отправлен был на доску, в пальцах же дядюшкиных возникла пешка.

– А про то ещё подумать след, что и простой народ взбаламутится. Крестьяне-то поначалу возликуют, что и волю получили, и землю. Но радость их недолгой будет, поскольку помещикам-то за сию землю новая власть должна выкуп заплатить, не то и дворянство взбунтуется. А откуда выкуп? Казна не безмерна, и казённых земель на всех не напасёшься, тем более что ещё же и старым солдатам обещано! Один выход у Верховного Совета будет – налоги ввести на землю, и налоги чудовищные! Куда там прежний оброк, ни в какое сравнение не пойдёт! А как начнут налоги взимать, так уже и крестьянство поднимется против новой власти! Что ж не подняться-то? Ведь, чай, не против государыни, а против каких-то хренов с горы! Причём Церковь их в том горячо поддержит, ибо как же она, Церковь, смирится с мыслью, что без царя жить можно? Попы же как рассуждают: коли сказать народу, что не нужен царь земной, то народ быстро смекнёт, что и без небесного царя можно обойтись. И они, попы, вполне правы. А ещё же раскольники… вот тут уж как знать, к кому эти примкнут… одно с ними ясно: оружие в руки взять не погнушаются.

Дядюшка и пешку поставил на доску, вышел из-за стола, остановившись в аршине от меня.

– Вот такие кровавые реки России предстоят, племянничек. Светлые, ослеплённые своей верой во французских безумцев, того упорно признавать не хотят. А ведь, между прочим, когда сии реки захлестнут империю, то ведь и мы, Иные, в стороне не останемся. Тем Светлым, что не в заговоре, вряд ли понравится сотворённое их одноцветниками. А мы, Тёмные, постараемся урвать своё. Вот прикинь, какое раздолье Харальду будет! А низшие? Когда такое по всей стране пойдёт, кто ж будет за оборотнями да упырями следить? Какие уж там Дозоры, какой уж там Договор!

И с этим не мог я не согласиться. Достаточно было представить Петра Ивановича, дорвавшегося до человечьего мясца. Вот уж порезвится он в Калужской губернии, куда ещё зимой сплавил его дядюшка. «Жалко всё-таки старую сволочь, – пояснил он тогда. – Ведь упокоит его тут Алёшка, дай только срок. За сестру отомстил, теперь за родителей мстить примется. Вызовет на поединок, имеет право. И всё, одним волколаком меньше. Вернее, двумя. Потому и Ефимку я в Малороссию пристроил».

– Однако ж вернёмся, племянничек, к тебе. С тобой-то что делать? Интересуешься небось? Поджилки трясутся? Нет? Ну, скоро, значит, затрясутся. Ибо я – не милосердная графиня, я тебя с дыбой и клещами очень скоро познакомлю. Любопытно мне, понимаешь, что успел ты у своих новых друзей узнать. Артефакта у меня нет, но ведь что-то же делать нужно! Хоть как-то воспрепятствовать сим безумцам! А когда всё узнаю, тогда отношения наши мы до конца и проясним. Ты отверг родство, измыслив против меня пакость, ну так и я за родство цепляться не стану. На поединке выясним, кто из нас прав, кто лев. Умел нагадить, умей и отвечать. Пойдём-ка, Андрюша, в пыточный подвал. Уж в кои-то веки использую его по прежнему назначению. Запылилось там всё за двадцать лет, ну да ничего, нам оно не помешает.